Айдар Ергали — внук Хамита Ергалиева. Личность тоже творческая. Архитектор. Живет в Алматы. Мы решили побеседовать с ним на тему «Каким дедушкой был Хамит Ергалиев».
— Каким вы помните своего дедушку?
— Я помню его очки. Это такие толстые-претолстые линзы в массивной оправе. Они сидели на носу низко, и когда он смотрел вперед, например, на телевизор, он запрокидывал голову. Глаза у него были большие, но сквозь линзы они казались просто огромными. Огромные глаза. Почему-то серые, хотя в молодости, скорее всего, были карими. Сейчас, после сорока, я стал часто вспоминать его волосы. Они до конца его дней были шикарными в полном смысле этого слова. Густые, ослепительно белые, мощными волнами зачесанные назад. Никто из нас не унаследовал такой шевелюры. И, конечно, голос. Низкий и мощный, как звук Харлей Дэвидсона.
— Часто ли вы проводили время с дедушкой?
— Часто. Мы жили вместе довольно долгое время. Практически все мое детство. Он был настоящим жаворонком — вставал примерно в четыре-половине пятого утра, работал, пока все спали, потом всех будил и включал радио. Спать после шести-семи ему казалось каким-то идиотизмом. Каждое мое утро начиналось с его голоса, радио и нестерпимого желания спать.
Айдар на руках у дедушки и бабушки… фото: с личной странички Айдара Ергали на facebook.com— Было ли у вашего дедушки какое-нибудь хобби?
— Если это можно назвать хобби, то он, как и многие в то время, был страстным игроком в преферанс. Умение играть в преферанс было для него, наверное, главным показателем интеллекта человека. У меня даже мама с тех пор хорошо в него играет. Ну и шахматы. Это уже рангом поменьше, но в отсутствие игроков в карты тоже было занятием вполне достойным, хотя и добровольно-принудительным. Я, правда, в преф в силу возраста не играл, а в шахматы, в силу отсутствия склонности, играл плохо (в отличие от моего младшего двоюродного брата Махамбета, которого дед натаскал так, что он даже разряд какой-то получил), а потому особой ценности для совместного времяпровождения не представлял. Зато я как-то подсадил его на настольный хоккей (все советские дети должны помнить такую игрушку), и много часов мы проводили в борьбе Финляндии с Чехией. Здесь он ничего поделать со мной не мог. Вообще, он был очень азартный и увлекающийся человек.
— Есть ли история, связанная с вами и с вашим дедушкой?
— Таких историй, конечно, много, как и у каждого, кто хорошо помнит своего деда. В раннем детстве я часто ездил в аул к родственникам матери, по-русски говорил плохо. Вернее, вообще не говорил. Деда это приводило в восторг. Но меня отдали в русский детсад, а детсады в Алматы того времени практически все были русскими, где я стал подозрительно быстро переходить на великий и могучий. Это его сильно расстраивало, и в один прекрасный день он сам повел меня в единственный казахский детсад на ул. Ленина, куда попасть было практически невозможно. Зашел к заведующей, подарил книгу, использовал все свое красноречие и обаяние (а он, сами понимаете, был невероятно красноречивым и обаятельным) и сумел договориться, поскольку отказать ему, известному поэту, было невозможно. Так я попал в детсад «по блату». И во многом благодаря этому я хорошо говорю по-казахски, что значительно повлияло на все мое становление, и дети мои, скорее всего, казахоязычные тоже благодаря тому дню.
— Часто ли вы рассказываете своим детям об их прадеде?
— Нет. Я не думаю, что им о нем надо говорить часто. Трудно привить человеку любовь к другому человеку, которого он никогда не видел. И мы не говорим им, что прадед их был выдающимся поэтом-эпиком. Мы говорим: он был хорошим человеком, и это чистая правда. Но я хочу, чтобы они любили поэзию. И тогда они сами, я надеюсь, однажды из любопытства станут читать его книги, восхитятся им как большим поэтом и, возможно, поймут его так, как я и сам никогда не понимал. Мне никто целенаправленно не прививал его поэзию как нечто обязательное для внука поэта. Я стал читать его потом, наряду с другими поэтами, и только тогда стал понимать, что я практически его не знал.
— И немножко о себе…
— Я — архитектор, окончил академию в Санкт-Петербурге, 15 лет возглавляю свое архитектурное бюро в Алматы. Моя жизнь состоит из бесконечных встреч, обсуждений, совещаний, презентаций, договоров, чертежей, расчетов, графиков и прочих далеких от поэзии вещей. Но, возможно, именно работа роднит меня с дедом больше всего — ведь он тоже без остатка отдавался делу всей своей жизни.
Нурберген Мақым
