За давностью лет и в текучке будней как-то подзабывается, что этой женщине, без традиционного юбилейного преувеличения, редакция «Прикаспийской коммуны» — давнего рупора областной администрации, обязана, не много и не мало, технической революцией.
Лично я всегда буду помнить, что после, почти горьковских жизненных университетов, поисков себя, конкретно ей должен за то, что наконец-то нашел свое место в жизни. Может быть, даже и оправдание своему назначению. Впрочем, не я один.
Но, предупреждаю, не ждите от меня положенные в юбилейное чествование «патоку и елей»… Благодаря демократической вольнице, присущей истинной журналисткой братии, уравнивающей в «курдасы» почтенного редактора и рядового журналиста, могу скрыть за показным ерничеством, смущение от душевности поздравлений. Что, уверен, ничуть не умаляет искренности уважения, даже любви.
Помнится, судьбоносный для меня, прием на работу, в знаменитый тогда в Гурьеве коллектив, произошел в присущем только Любови Михайловне Монастырской ключе. До ее «восшествия» (заурядно, как все, приступить к исполнению служебных обязанностей не в ее феерической манере) на редакторский пост, подвизался я в скромных внештатниках. Отчего такой высокий стиль, спросит придирчивый читатель? Еще с нашего первого знакомства окрестил (для себя), титуловал Любовь Михайловну «Екатериной Великой». За портретную схожесть (особенно в профиль) с самодержицей России со старинной гравюры, величественную осанку и царственные манеры у простого газетного редактора. Так и по сей день не могу избавиться от этого наваждения.
Еще прежде, как бы в предвидении своего звездного часа, Любовью Михайловной мне было милостиво обещано принятие в штат сотрудников. Заслышав на улице Ленина (теперь проспект Азаттык) об ее назначении, стремглав «аллюр три креста» помчался в «ПК». Которая в ту пору размещалась в бывшем Доме пионеров, возле моста. Но поначалу Любовь Михайловна августейше выбранила меня за нескромные притязания: «Мы, кого попало, в журналисты не берем»! Сокрушенно побрел было восвояси: рушились надежды получать вместо несчастных директорских (ДК глухонемых) четырех тысяч тенге баснословные тогда 13 тысяч, журналистских. Но свежеиспеченная редактор смилостивилась, велела догнать и возвратить меня. С той поры, по ее прямой вине, другим редакторам приходится терпеть творческий анархизм и писанину.
На первых порах ее редакторского правления, мы по старинке кропали свои статейки ручками на бумаге. Но вскорости Любовь Михайловна стала осуществлять среди «коммунаров» свою культурно-техническую революцию.
Верная традициям русской, мировой классики, предшественников-«коммунаров», Любовь Михайловна «всю дорогу» отличалась исключительным чутьем на Слово. Как часто, одно верно угаданное слово, вставленное ею несказанно преображало наши тщетные потуги на газетный «шедевр».
Стихия Любови Михайловны — авансцена жизни, в свете юпитеров, перед внимающей толпой благодарных слушателей! Недаром появилась шутка: Любовь Михайловна затмевает на юбилеях именинников.
P.S: Отчего в заголовок статьи, посвященной пенсионерке, вынесено «Гори, гори…»? Оттого, что Любовь Михайловна далеко не угасшая, отгоревшая звезда. С ее неуемной энергией, коей завидуют молодые, уникальной по нынешним временам кладезью эрудиции, богатейшим опытом, ей еще «пахать и пахать». Только дело за малым: чуток подправить здоровье, отданное этой треклятой, но такой прекрасной работе. И снова в бой, покой нам только снится! Счастливая особенность нашей профессии в том, что до последней вспышки звезды мы, как ведуны древности, обречены предаваться волшебной магии Слова.
Б. ДЖУЛЬМАГАМБЕТОВ
