Рассказ
(Окончание. Начало в №89 за 30 июля, №98 за 20 августа 2011 года)
* * *
Пыль из-под колес визитеров не успела осесть, как едва ли не лопаясь от гнева, возмущенно зашумели Алма и Марзия:
– Какого черта вы перед ними пресмыкаетесь?! Да пропади они пропадом, эти иностранцы, авось без них с голоду не помрем!..
– И когда эти нечестивицы успевают выходить за них замуж? Ишь, как стелется перед ним, шалава!
– Да тише ты. Следи за языком и выбирай выражения. Этак ты нам все планы расстроишь. У тебя чуть что, так сразу «шалава». Сказала бы «воображалка», «кокетка» или, там, «вертихвостка». А то сразу «шалава», – попытался осадить жену Жанабай, изображая порицающий взгляд.
Балабай не сумел скрыть озорной улыбки, но по примеру брата тоже решил угомонить свою:
– Вы по ком убиваетесь? Пусть идет, да не шажком, а трусцой бежит за него замуж. Где же мы еще найдем таких продвинутых дур, что буквально за ручку приводят к нам на порог богатеньких клиентов?
Вооружившись лопатами и вилами, братья отправились вычищать и приводить в порядок бывшее колхозное достояние – бесхозный коровник и большое хранилище. Выгребли соломенную гниль, отколупали и перевалили слежавшуюся подстилку, вынесли поодаль и сожгли весь собранный мусор. Заделали пробоины и щели. Починили ворота, двери и калитки. Нежданно-негаданно заброшенный лабаз округлился и просветлел возвращенной чистотой, и вновь стало ясно, что когда-то он был сработан на совесть.
– Вот увидишь, завтра же догоним и перегоним всех в округе. Коль взялись, лицом в грязь ударить нам уже ни в какую. Люди, вон, те за взятки не могут выклянчить такую работу.
– Подсолнечник укоренился и пошел в рост. Дальше будет полегче. Повадятся пернатые – так у нас ружье есть, всех расшугаем.
– Нам бы поскорее управиться здесь. За казахских буренок я не беспокоюсь, а вот перед зарубежными быками как бы не пришлось краснеть…
Так переговаривались трудяги-братья, не тратя времени на перекуры поспешившие выполнить намеченное в срок.
Ожидавшееся коровье пополнение тоже подоспело без задержек. Сплошь белоголовые статные нетели оказались хороши как на подбор. Словно обитали здесь всегда, безо всяких подсказок и понуканий сразу же определили, где здесь пойменный луг и высокий травостой. В связи с прибытием большого числа прелестнейших женских особей серый с залысиной нерезь немедленно распрощался с былой вольницей: его заблаговременно изловили и заперли в отдельный загон с глухими высокими стенами. Дело понятное: еще с советских времен наделенный привилегией единолично пользовать все женское поголовье колхозного стада, этот беспредельщик-бугай, задери его ящур, вряд ли оставит свою привычку – впадать в безумство при виде любой половозрелой самки. Вот и сейчас он ломится, готовый снести свой карцер, бодает доски загона, роет копытом землю и ревет как потерпевший, заявляя свои права на владение гаремом.
Что же до лощеных телочек, то и их, будь они неладны, так и тянет к бодливому ухарю точно магнитом. Отгонишь одну такую куда подальше, застращаешь щелканьем хлыста, а она сделает круг и снова закличет пискляво: «Му-у-у!». О чем же еще мечтать разбойнику-быку в эту дивную майскую пору? Эх, кабы не эта неволя, уж он-то знает свое дело и наверняка бы не оплошал: подобрал бы ключи к сердцу каждой из этих гражданок, технично оттер бы в сторонку, занюхал бы в подхвостье до одурения, а потом бы встал на дыбы и, как говорится, оформил по полной… И пусть потом все эти пастухи, погонщики и прочие блюстители хоть охрипнут от крика, хоть обломают об него все свои плети, дубины и колья…
Правда, Майкл, если слова его переводили верно, наказал строго-настрого:
– Аборигенным самцам вход на территорию фермы категорически воспрещен. Они – беспородные дегенераты. Испортят потомство. Правом допуска к маткам наделяются только трансатлантические участники проекта.
Как явствовало из речей американцев, каждый из прибывающих из-за океана племенных быков будет иметь при себе личный «пачпорт», где прописано все: данная при рождении официальная кличка, подробная родословная и прочие необходимые сведения. И действительно, что же произойдет, когда этот высокородный, со свежевыписанными «пачпортами», скот сойдет с трапа самолета, приедет на ферму и торжественно скажет «Му!», а навстречу ему выйдут непутевые наши буренки, сплошь… соблазненные и перепорченные местным бугаем? Не приведи господь, позора тогда не оберешься!
Осознав эти новые, доселе неизвестные угрозы и вызовы и во всей полноте проанализировав все риски, братья приняли единственно верное стратегическое решение – оскопить серого с залысиной бугая. В самом деле, чего им стоит – заманить быка, изловчиться и одним точным движением вырезать ему яйца! А уж кладеному быку деваться некуда: погорюет об опустевшей мошонке, смирится с судьбой да и растворится среди множества прочего безликого быдла.
Все бы хорошо, но каким-то непостижимым образом старый отец и на этот раз прознал о зловещих помыслах предприимчивых сыновей. И снова закатил истерику, костеря их как заклятых рецидивистов:
– Что, вздумали холостить бугая? Но раз так, то сначала меня оскопите! Может быть, прибавится у вас ума?..
И опять пригрозил, словно карающим мечом справедливости потрясая указательным пальцем:
– А уж я-то вас доведу до суда. Всех на чистую воду выведу!
Следующие час-полтора для всех обернулись нервозной игрой в прятки. Как только за сыновьями затворилась дверь, старик, опасаясь непоправимого, решил открыть загон и выпустить бугая на все четыре стороны. И теперь, скрытно наблюдая в окошки и щели, дожидался подходящего момента. Сыновья же, словно почувствовав на себе сверлящий партизанский взгляд отца, все мешкали, не спеша уходить со двора.
Между тем, весело сверкая в лучах солнца, на дороге появился беленький джип. Следом, но значительно медленнее по трассе текли две громоздкие машины с высокими бортами.
– Едут! Едут! Неужто так быстро нагрянули? – закричал Балабай и, опешив, схватился за курык – пастушью жердь с петлей на конце.
– Боже, что у тебя в руках? Брось немедленно, и упрячь подальше с глаз… Скот-то у них импортный и цивильный, он твоих патриархальных замашек не поймет, – замахал руками Жанабай.
– Еще бы, у них ведь пачпорта имеются, совсем как у людей, – подоспели на шум жены.
– Что же теперь делать? Тогда уж и поздороваться с ними нужно по-английски.
– Ох, уж мне твои шуточки… – Жанабай с укоризной посмотрел на брата.
Выпорхнув из джипа, миловидная смуглянка ответила на их приветствия лишь скупой беззвучной улыбкой. Американского зятя сегодня с ней не было, а на его месте, выпучив немигающие глаза, сидела лобастая шерстистая собака.
– Та-а-к, – удовлетворенно произнесла супруга Майкла, осмотрев маточное стадо. – А вы знаете, что ангусы – это особо ценная порода?
– Лечь мне здесь костьми! – непонятно откуда пришли на уста Балабая слова этой страшной божбы.
– Дело в следующем. Порода настолько элитная, что из-за укороченной шеи морды этих животных не достают до земли. Поэтому на первых порах вам придется кормить и поить каждого с рук. Ежедневно от кончика носа и до кончика хвоста будете мыть их специальным шампунем. В перспективе Майкл намерен построить здесь крупное мясомолочное предприятие.
К этой минуте два груженых скотом многотонника наконец доползли до места назначения и с протяжными вздохами заглушили моторы. Аулчане выкатили глаза и разинули рты при виде исполинских статей комолых животных с толстенными выями и массивными, мускулистыми туловами на коротких крепких ногах. С непривычки они казались не то киношными киборгами, не то еще какими-то чудищами, искусственно созданными в секретных лабораториях… Но вот кто-то из них подал голос, кто-то замотал головой, и все встало на свои места: даром что пришельцы, а скот – он и в Америке скот.
– Пересчитайте. Ровно десять голов. В тех бумажных мешках – витаминная добавка к корму.
– А в будущем мы поженим их на сотне местных буренок породы казахской белоголовой. Так ведь? – не сдержавшись, ляпнул Балабай, припоминая давешний разговор и исподтишка передразнивая собеседницу.
– Разумеется. Прилитие новой крови улучшает потомство, это наукой доказано. Вот здесь их паспорта, а это ветеринарные сертификаты. Клички пока что пишутся и звучат по-английски. Если что, потом можно будет придумать им казахские ласкательные имена.
– Будет сделано! – прогремел Балабай.
– Кстати, вот этот песик тоже пастушьей породы, – сказала хозяйка, высаживая из машины кудлатую лобастую псину. – Кличка Рональд, или просто Ронни. Ее мы тоже привезли вам, чтобы обвыкалась и обучалась. За ней также нужен хороший элитный уход. Корма для нее я захватила, не забудьте выгрузить. Так что воспитывайте и натаскивайте. Майкл будет здесь через месяц. О’кей?
– Очень хорошо.
– Ну тогда бай-бай, до встречи!
Обдав остающихся облаком пыли, белый джип покатился обратно в город.
Молодой подсолнечник уже поднялся на своих журавлиных ножках и закудрявился веселыми золотыми головками шириною в ладонь. Нрав у этого растения оказался славный: успевай лишь своевременно поливать – и оно ответит тебе благодарным приростом. Да и уход за ним немудреный: знай рыхли приствольную почву и выпалывай беспощадно сорняк. Бывает, конечно, что за день так накорячишься, согнувшись в три погибели, что потом с трудом расправляешь спину. Хотя труды эти не напрасны, и овчина выделки стоит.
Китайцы объявились так же внезапно, как когда-то исчезли. На рассвете двое отряженных Су Юном подручных привезли мешки с чем-то сыпучим и с бодрыми улыбками сообщили:
– Начальник шлет вам пламенный трудовой привет. Сильно по вас скучает. Скоро и он здесь будет. Это – новый вид удобрений. Применять нужно экономно, буквально по горсти под каждый куст. Так быстрее созреет.
С китайцами прощались как с ненаглядными сватами – долго и трогательно. И можно было подумать, что речь идет не об урожае подсолнечника, а о засидевшейся девке, которую никак не удается сплавить замуж.
Вернувшись с пастьбы, Жанабай рассказал брату об увиденном:
– Ты обратил внимание, как ведет себя вон та телка с черной мордочкой? Вот уже пару дней все косится по сторонам воровато, никак не найдя себе места. Стало быть, у нее течка.
– Елки-палки, да ведь и ангусы высадились не далее как позавчера. Но все равно надо случать. Что будем делать: сведем их в открытой степи или подальше от посторонних глаз, где-нибудь в темном сарае? Интересно, как это у них принято и какая обстановка для них предпочтительней?.. Да-а, задали нам задачку. Тьфу ты, черт, и у вчерашней смазливой козявки совсем забыли спросить… – озабоченно отвечал Балабай.
Обсудив все за и против, братья здраво рассудили, что коль рождены эти ангусы самцами, то и дело свое, ангусово, пусть делают на свой вкус и усмотрение. Отворили загон и, подергивая за цепной недоуздок, выволокли одного ангуса. Затем вывели и поставили перед ним изнывающую от течки черномордую телочку. На нее он смотрел как на пустое место, но, среагировав на подначивающие возгласы сводников, наконец вымученно сунулся ноздрями по хвост буренки. Исходивший оттуда запах, по-видимому, его не впечатлил, и какое-то время он стоял с отсутствующим видом, словно бы вопрошая: «Чего вы от меня хотите?». Но потом, будто вспомнив о чем-то, проявил такую резвость, что, показалось, не бык это вовсе, а сверхсовременная высокоманевренная торпеда!.. С оглушительным ревом заморский бугай встал на дыбы, а в следующую секунду попросту погреб под собой незадачливую местную телку. Бедная корова не выдержала веса быка и рухнула под ним как подкошенная.
Поглощенный азартным зрелищем, Балабай придерживал быка за цепь и возбужденно покрикивал «Молодец! Зверюга! Давай!», не сразу заметив, что корова серьезно ушиблась и была не в силах подняться. На пике полового неистовства ангусу уже не было дела до жалобных стонов партнерши и он наверняка бы раздавил ее, если бы, выскользнув каким-то чудом, она с душераздирающим мычанием не бросилась наутек.
Но самое страшное началось потом – когда, взломав двери своего карцера, на воле оказался серый с залысиной колхозный бугай. Грозно потрясая грудной складкой, он с рогами наперевес галопом помчался отбивать черномордую телочку. Завидев непрошеного соперника, комолый иностранец боязливо попятился, но кто же знал, что с его стороны это была военная хитрость!? Разогнавшись как следует, он рванулся вперед и метко ударил колхозника прямо в подвздошную область. Сделав два-три шага пьяной походкой, аульный бугай нелепо опрокинулся, задрав кверху все четыре ноги. Но и тогда драматические события того дня были далеки от завершения, ибо в этот самый момент с отчаянными криками и сверкающим в руке ножом на помощь своему баловню бежал престарелый отец.
– Садист! Убийца! Дьявольское отродье! Оскоплю тебя самого!..
Кастрировать драгоценного ангуса старику, конечно, не позволили. Пока трансатлантический бугай настороженно озирался по сторонам, готовый в любой момент предпринять новую контратаку, Жанабай и Балабай побежали отцу наперерез, быстренько схватили его, отняли нож, завернули за спину руки и потом долго сидели на нем верхом, пока не утихли его хриплые крики:
– А ну пустите, негодяи! Я вас всех засужу!..
Прижатый к земле ничком, старик силился вырваться и не видел, как в это время безрогий ангус продолжал бутузить поверженного колхозника, издеваясь как вздумается и технично отрабатывая на нем самые изощренные и болезненные приемы.
* * *
Ухватив за морду зазевавшегося на водопое сайгака, саблезубый дракон обвился вокруг своей жертвы и с хрустом переламывал ей кости, убивая медленно и мучительно.
Белоголовый орлан лишь на миг сделал снижение, а когда снова взмыл под облака, уже сжимал в своих когтях беспомощно обмякшего лося.
* * *
К большому несчастью для столь многообещающе начатого эксперимента, ангусы сеяли вокруг себя только смерть. И с момента их появления в хозяйстве вот уже пятнадцать туземных коров бесславно пало под заморскими «благодетелями». Недаром наученный горьким опытом Балабай и вовсе вменил себе в привычку: лишь только заметив течную буренку – с ошалелыми криками скорее отгонять ее подальше от опасной для жизни любви. Словно этого мало, все кругом выели и вытоптали эти прожорливые элитные ангусы, а чтобы накосить сена для этих парнокопытных господ, зализал бы их бзык, – скоро нигде не останется и сухой сорной былинки. Вдобавок ко всему куда-то запропастился и все не едет к казахской родне этот чертов Майкл.
По мере того, как в желтых подсолнухах начали созревать маленькие черные семечки, братья все меньше высыпались и еще реже смеялись. Потому что без спроса объявилась новая напасть – воробьи. Прилетает как по расписанию одна стая за другой, выщипывает семена и спархивает с наглым чириканием, уступая очередь грабить сородичам. Толку от стрельбы по ним мало – непременно увернется маленький вор. Намного надежней оказалось отпугивать их шумом, от темна до темна бродя по полю и настукивая в тазы и ведра. Да только на дурацкое это занятие не напасешься ни ведер, ни колотушек – все давно прохудились и разбились вдребезги.
Над землей сгущались сумерки, когда устало возвращаясь с поля, Алма натолкнулась на всхлипывающую Марзию. Признав в темноте подругу, та бросилась ей на грудь и слезно запричитала:
– Не знаю, под какую землю мне теперь от стыда провалиться…
– Что еще стряслось? – не на шутку переполошилась Алма.
– Дед-то наш, свекор, кажись, совсем из ума выжил… Выпотрошил пакеты Ронни и без остатка съел весь собачий корм.
* * *
Наступило утро нового дня. Но и тогда безупречной округлости желто-золотистое солнце, изогнись оно восьмеркой, торжествующе блистало на небосводе.
Это солнце еще не знало, что прошлой ночью десять изголодавшихся ангусов совершили побег из стойла и, прямиком примчавшись на плантацию, подчистую выели дозревающие, восковой спелости головки подсолнухов.
Не ведало это солнце и о том, что той же минувшей ночью лежавший при смерти серый с залысиной колхозный бугай каким-то чудесным образом ожил и – о гений производительных сил природы! – установил свое полное, безоговорочное и безраздельное господство над уцелевшими буренками количеством в восемьдесят пять голов.
И еще рассказывают, что на рассвете этого дня вышел из дома и не вернулся старый Аншибай. Исчез, не оставив ни следов, ни свидетелей. И только песня надломленного ветром курая, что изредка слышится из унылой степной глухомани, нет-нет да и донесет что-то странное и невнятное, но очень созвучное его горестным возгласам:
– Я этого так не оставлю! Я на вас в суд подам! Пробьет час и за все придется ответить!..
