ИСАТАЙ БАТЫР УСТАМИ ДРУГА

isataj batyr ustami druga История

Для человека не посвященного, сочетание имен Исатай – Махамбет может звучать как имя и фамилия одного человека. А мы, говоря об одном из них, всегда подразумеваем второго. Они для казахов не разделимы. Вожди народно-освободительного восстания 1836-1838 годов видятся нам как единое целое. Каковы же были их взаимоотношения?

Кайрат САТАЕВ

Любая организация, особенно военная, должна подчиняться единому центру, главе, чей авторитет непререкаем и не подлежит сомнению. Иначе надеяться на успех не приходится. Такой фигурой среди повстанцев Букеевской Орды конца 30-х годов девятнадцатого века, конечно же, был Исатай Тайманулы. А его друг и сподвижник Махамбет, говоря нынешним языком, являлся идеологом-вдохновителем. Его стихи призывали народ встать в ряды восставших, с оружием в руках защищать свои права на достойную жизнь. Программа восстания четко проходит через всю поэзию неукротимого поэта: «Қара қазақбаласын хан ұлына теңгердік»… (Чернь, простой народ казахский, мы равняли с ханской кастой) или «Еділдің бойы ен тоғай, Ел қондырсам деп едім. Жағалай жатқан сол елге Мал толтырсам деп едім» (Я на Волге многоводной роду дать мечтал угодья, чтоб богатым был народ, я мечтал размножить скот…).

Ничуть не претендуя на лавры историка или же литературоведа, я бы хотел высказать несколько своих мыслей о взаимоотношениях двух батыров. Да, нет ничьих воспоминаний, характеризующих эти отношения, вроде бы и говорить не о чем. Но у нас есть бесценный источник – это стихи Махамбета, бережно сохраненные благодарным народом и дошедшие до нас. Опираясь на них, мы можем убедиться в двух вещах: Махамбет никогда не стремился к власти, и он безгранично уважал Исатая, чтил его и никогда не перечил. Хотя по тем или иным вопросам не всегда с ним соглашался, но последнее слово всегда оставалось за признанным предводителем народных масс. А ведь это не так просто – снискать глубокое уважание гордого поэта, который бросал вызов в лица власть имущих и угрожал им смертной карой: «Бәйеке «сұлтан, ақ сүйек, Қыларың болса қылып қал, Күндердің күні болғанда, Бас кесермін, жасырман!» (Если что-то хочешь сделать, сделай ты со мной сейчас, а иначе в час удачи, в другом месте, в иной раз, я не скрою, изловлю, сразу голову срублю…). И совсем по-другому звучат слова поэта, когда он говорит об Исатае батыре:

ТАРЛАНЫМ 

Таудан мұнарып ұшқан

тарланым,

Саған ұсынсам қолым

жетер ме?

Арызым айтсам өтер ме?

Арыстаным, көп болды-ау,

Саған да менің арманым?

Кермиығым, кербезім!

Керіскендей шандозым!

Құландай ащы дауыстым!

Құлжадай айбар мүйіздім!

Қырмызыдай ажарлым!

Хиуадай базарлым!

Теңіздей терең ақылдым!

Садағына сары жебені

салдырған,

Садағының кірісін

Сары алтынға малдырған;

Сұр жебелі оғына

Тауықтың жүнін қойдырған,

Маңдайын сары сусар

бөрік басқан,

жауырына күшіген жүнді

оқ шанышқан,

айғайласа белдігі байланған,

астана жұртын айналған,

атына тұрман болсам деп,

жұртына құрбан болсам деп,

адырнасын

ала өгіздей мөңіреткен,

атқан оғы Еділ,

Жайык тең өткен,

атқанын қардай боратқан,

көк шыбығын

қанды ауыздан жалатқан,

арыстан еді-ау Исатай!

Бұл фәнидің жүзінде

Арыстан одан кім өткен?!

МОЙ ГЕРОЙ

Горный мой орёл бывалый,

что ж теперь с тобою стало?

Пролетел ты словно призрак,

ты далёк уже или близок?

Лев мой, храбростью лишь ты

все мои питал мечты.

Ты мой щёголь, ты мой франт,

зычно гласный мой кулан!

Недоступный, гордый, строгий,

ты кулжа мой грознорогий!

Ты устойчивый мой норов,

бездномудрое ты море!

Ярым львом был Исатай,

горной, грозной, гордой птицей!

Как ни бейся, ни блистай,

невозможно с ним сравниться.

Лук его был золочёный,

то есть в золоте мочёный,

а крылатая стрела

из куриного пера.

Шапка теплая была:

из куницы сшит треух.

Закрывали часть чела

желтизною шерсть и пух.

Бесподобно он стрелял

через Волгу, чрез Урал

свои стрелы посылал.

Тетива его звенела,

громко пела и ревела,

а стремительные стрелы

завершали мигом дело.

Был полет его орлиным,

а размах ширококрылым,

чтоб решить судьбу народа,

он летел бесповоротно.

Коль принес себя он в жертву —

он не мёртв. Живее мёртвых.

В каждом слове, в каждой фразе звучит почтение, преклонение перед человечностью. «Не сотвори себе кумира» – учит нас священный Коран, Махамбет на грани сотворения его. А вот другое:

ИСТАЙ ДЕГЕН АҒАМ БАР

Исатай деген ағам бар,

Ақ кіреуке жағам бар.

Хан ұлымен қас болып,

Қара ұлымен дос болып,

Хан үстіне барғанда,

Шабайық ханды дегенде,

Шапқандай ханды амал бар,

Амал барда хан шаппай,

Тәңірім қылды не амал бар?!

Ат туады байталдан,

Айт десең — лебіз қайтарман.

Халық қайғысын айтуға

Хан ұлынан тайсалман.

Төрт-бес жылдай алысып,

Мына тұрған Иса-екем

Ханның бір тауын қайтарған!

Ат туар ма шұбардай,

Ер туар ма бұлардай,

Дулығалы бас кесіп,

Дұшпанының қанына

Ақ алмасын суарды-ай!

ОДА ИСАТАЮ

Исатай, мой брат, велик,

как кольчуги воротник,

как надежный, крепкий щит,

от врагов он защитит.

Был всегда он другом черни,

для хановичей же – зверем.

Он, конечно, свирепел,

но, однако, не зверел.

Например, он мог однажды

при набеге резать гадов,

но в итоге (вот досада!)

проявилась в нем пощада…

Лет четыре или пять

вынужден он воевать,

все же ханскую гордыню

смог батыр наш потоптать.

…Конь – детеныш кобылицы.

Быль не отпрыск небылицы…

Иса-ке наш не боится

правду-быль, беду народа

всему ханскому отродью

сыпануть в глаза и лица.

Здесь сидящий Иса-ке

с головами тех врагов

уйму снял шеломов с плеч,

испуская вражью кровь,

напоил булатный меч.

Разве ветра-аргамака

породит обычный конь?!

Храбрецы среди казахов

уродятся ли как он?!

Здесь звучит недовольство, укор, высказанные очень тонко, намеком, не переходящее грани уважения, но не сказать об этом гордый поэт не мог. Речь идет о ситуации, когда ополчение батыра Исатая подошло к ханской ставке, и Жангиру угрожала явная опасность быть убитым или, в крайнем случае, разбитым наголову. В распоряжении хана на тот момент не было сил, способных противостоять народному любимцу. Тогда Жангир попросил у повстанцев десять дней срока для рассмотрения на совете биев требований народа и обещал удовлетворить их к обоюдной выгоде. Махамбет не верил хану, чувствовал подвох, советовал довести дело до конца. Исатай же надеялся на мирный исход, не хотел проливать кровь своих же казахов – поверил. Между ними возник спор. Исатай настоял на своем и отвел свое войско. А на одиннадцатый день хан, собрав своих приверженцев, дождавшись войско русских регулярных частей с пушками, сам перешел в наступление и разбил ополчение повстанцев. Именно за простодушие и упрекает Махамбет своего товарища.

Но вряд ли кто винил батыра за это легковерие больше самого Исатая. Видимо, не раз потом казнил он себя, в том числе и в присутствии Махамбета. Апогеем этих переживаний и стали стихи Махамбета, сочиненные от имени Исатая «Әй, Махамбет, жолдасым» (Эй, Махамбет, дружище). Текст довольно большой, но в этих строках высказано все то, чем руководствовались батыры, начиная трудное и, если честно, безнадежное дело. Просто они не могли безучастно смотреть на творившийся вокруг беспредел, урезание народного права на землю, несправедливость и доминирование права силы над силой права. Здесь и сожаление об упущенной возможности, и надежда на будущее, и объяснение своих поступков. А потому приведем полный текст.

ӘЙ, МАХАМБЕТ!

Әй, Махамбет, жолдасым,

Аш арыстан жолбарысым.

Ісімнің білдім оңбасын.

Оңбаған емей немене,

Өтірік сөзге алданып,

Бақытым ауып басымнан,

Әскерім кетіп қасымнан,

Жапанда жалғыз қалғасын.

Өкінгеннен пайда жоқ,

Құдайым басқа салғасын.

Мезгілді уақыт болғанда,

Опасыз мынау жалғанда,

Ажал қарсы келгенде,

Қараңғы көрге кіргенде,

Қасыңда тұрар жан бар ма?

Осының бәрін ойласаң,

Өткенге бекер өкініп,

Құр жылаудан сән бар ма?

Жолдасын жауға алдырып,

Жанымды қимай қаңғырып,

Қашатын менде жөн бар ма?

Қатын — бала, мал бағып,

Үйде отырсам да өлем деп,

Қорлықта жүрген халқыма,

Бостандық алып берем деп,

Қырық бір жасқа келгенде

Ауыр әскер қол ертіп,

Жасқұсқа барып кіргенде,

Арыстандай ақырған,

Айбатыма шыдамай,

Хан баласы

жылады — ай,

«Жанымды қой»

деп сұрады — ай.

Ақкөңіл,

аңқау жүректен,

Беремін деп мен тұрдым.

Көк бедеуді бауырлап,

Шабамын деп сен тұрдың,

Исатай басшы білсін деп,

Ауыр әскер қол тұрды.

Қырық бір жасқа келгенде,

Өз дегенің болмаса,

Өзгенің тілін алмаған,

Кісі ақылы қонбаған,

Қанша айтса да болмадым,

Сөзіңе құлақ салмадым.

Бұрала біткен емендей,

Қисық туған сорлы ағаң,

Хан сөзіне сенгенім,

Он күн мұрсат бергенім.

Әскерімді таратып,

Он бір күнге қаратып,

Бекетай құмға келгенім.

Сүйткен бір қайран

халқым — ай,

Қасыма бір келмедің,

Сол халқымды

көрмей өлгенім.

Не салса да Алланның,

Тағдырына көнгенім.

Қош, аман бол,

жолдасым,

Бұ дүниенің жүзінде,

Осы болар сені көргенім.

Қапыда кеткен дүние — ай,

Ақырында еш болды — ау

Ел үшін еткен еңбегім.

Атаңа нәлет хан ұлы — ай!

Тілегін сұрап алған соң,

Ойлағаның болған соң,

Патшаға хабар салдырып,

Патшадан солдат алдырып,

Құрсағымнан шалдырып.

Айтып — айтпай не пайда,

Егеулі найза өңгерген,

Азды көпке теңгерген,

Қабыланбай мен

Қалдыбай,

Рысалы,

Көбек жолдасым,

Жауда өлді жолбарысым…

Сол ерлерден айрылып,

Исатай мен Махамбет —

Екі арыстан ер қалды — ау!

Адыра қалғыр қу Нарын,

Талауға түсіп,

бүлініп,

Адамы қойдай қырылып,

Құлазыған жер қалды — ау!

Қарағай, қайың,

тал, терек –

Қалың ну

орман қалды — ау!

Қиқулап құстар қонатын,

Суы тұнық

көл қалды — ау!

Тәрбиелеп өсірген

Ата мен ана

бұл қалды — ау!

Қатын жесір

тұл қалды — ау!

Еңбекпен жиған

мал қалды — ау!

Бұлардан енді қимайтын

Енді менің нем қалды – ау?!

Тек шықпаған жан қалды — ау!

Ойлап бір, ойлап қарасам,

Еңбек етіп ел үшін,

Соңымда бір қалған халқыма,

Артымда бір атақ, даңқ қалды — ау.

Сәлем, айтып кетейін,

Артымда қалған елдерге

Арманымда айтып кетейін,

Найза ұстаған ерлерге.

Арыстан туған Исатай

Дегеніне жете алмай,

Арманда өтіп кетті деп,

Олардың кегін алуға,

Кезек бізге жетті деп,

Қиналар ма екен біздерге?

Қиналсаңыз біздерге,

Мың рахмет сіздерге!

Қапыда өткен дүние — ай,

Халқымның көрген қорлығы,

Хандардың еткен зорлығы.

Ақжүрегін тербетіп,

Ер көңілін желдетіп,

Ақ сүйектің баласын

Қара ұлына теңгеріп,

Қоңыраулы найза өңгердім.

Жетімдерге жем бердім,

Жесірлерге жер бердім.

Ақырында дүние — ай,

Сол ерліктен не көрдім!?

Жолдасқа билік бермедім,

Кешегі хан үстіне барғанда,

Ақ сүйектің баласы

Бақадай шулап тұрғанда,

Ерлікпенен алданып,

Өзіме-өзім қас қылдым.

Сырлы зерен аяқпен

Бал ұрттаған ер едім,

Бір уақыттар болғанда,

Көктей өтіп Жайықты,

Бір қасық ішкен қара су,

Жұмасына ас қылдым.

Осы жақта мен өліп,

Артымда тірі сен қалсаң,

Жаңа өспірім Жақияны,

Жолдасым, саған тапсырдым.

ЭЙ, МАХАМБЕТ!

Эй, дружище, Махамбет,

лев мой яростный, мой свет!

Знал: дела мои напрасны,

а в стремленьях толку нет.

Не могло и быть иначе,

коль обманут был, то значит,

упустил судьбу-удачу.

Богом Неба был отринут,

войском был своим покинут,

чем напрасно горевать,

оставалось лишь погибнуть.

В самый горестный момент,

когда рушился весь свет,

а навстречу вышла смерть,

как же вышло, что ближайших

там, тогда, вдруг стало нет?

От унылого сознанья

плакать горько смысла нет,

разве можно лишь слезами

смыть всю горечь этих бед?

Потеряв друзей в боях,

гоже ль мне искать в бегах

для спасения просвет,

разве можно вероломно

нарушать святой обет?!

Как обычный средний смертный,

я семью кормил, пас скот,

но однажды беззаветно,

чтоб забитому народу,

обрести помочь свободу,

я поднялся за народ.

Когда было мне за сорок,

за собой повел я рать.

Был готов разрушить горы

и геройски воевать.

Грозным львом вошел в Жаскус,

хан взмолился и позорно,

омерзительно, как трус,

стал просить пощады, плача,

словно жалкий сын собачий.

По простецкой своей сути

я был склонен все простить,

ты же, сивого стегая,

убеждал врагов косить,

рать без ропота и смуты

все приказы Исатая

строго вызвалась блюсти.

Хоть и было мне за сорок,

оказался я упрям,

все попытки правых споров,

«правотой» своей поправ.

Хоть совет твой был мне дорог,

не послушался я зря.

Кто упрям же без разбора,

у того и дело – дрянь.

Будто дубом кривоствольным

брат скривился твой к чертям,

лживым вверившись речам,

кротко принял кривду-рок,

десять дней дал хану срок.

Распустив свои войска я,

на одиннадцатые сутки

к бекетаевским пескам

самолично прискакал.

Но, так угодно было Богу,

мне народ не дал подмогу,

потому пошло все прахом,

по велению Аллаха,

сам себя обрек на плаху.

Что ж, дружище мой, прощай,

будь здоров и не серчай,

встретимся уже не в жизни, –

на моей лишь только тризне.

Как бы ни было досадно,

жизнь оборвана внезапно,

цели, замыслы, наказы,

труд, деяния напрасны.

Будь же проклят, ханский отпрыск!

Безгранична твоя подлость:

лживо выпросив пощаду,

сам же ты, исчадие ада,

у царя просил солдат,

все же выпросил их, гад.

Вспоминай, не вспоминай,

копьеносцы удалые

и жигиты боевые

Кебеке и Кабланбай,

Рысалы и Калдыбай

полегли на поле боя,

из рядов же тех героев

не погибли только двое:

Исатая, Махамбета

не задели лапы смерти.

…Одолели злость и жалость,

что еще от нас осталось?

Стал Нарын наш центром зла,

в нем разруха и грабеж

и безжизненна земля, –

как овец, людей падеж.

А еще от нас остались:

лес густой, его туманность;

перелетным же пернатым –

тишь да озера кристальность;

от стараний скотоводов

тучные стада остались,

для отцов и матерей –

беспотомственная старость;

а несчастным женам-вдовам

лишь бесплодие досталось.

После этих всех потерь,

что же ценного осталось?

А осталась только «малость» –

в теле лишь душа осталась!

Если же подумать глубже,

от души проникнуть к душам,

коли я служил народу,

за его погиб свободу,

то и память я оставлю

и себе составлю славу!

Передам теперь привет

всем сочувствующим сердцам

и оставлю свой завет

копьеносцам-храбрецам…

Осознают ли они,

своей Родины сыны,

что их предок Исатай,

хотя цели не достиг,

тем не менее, велик,

что их очередь настала

гнев сменить свой на восстание

и найдут ли в себе чести

утолить чтоб жажду мести,

и пойдут ли по степям

вслед за нами по стопам?

…Коль пойдете по стопам,

то поклонимся мы вам.

…Смерть настигла так нежданно!

Возвратиться вновь к мечтам бы…

В руки взяв звонарь-копье,

дело делал я свое:

выбрав чистые сердца,

в каждом сеял храбреца,

всех потомков «белой кости»

с чернью я равнял со злостью,

голодающим дал долю,

обездоленным же – волю…

Встал затоптанный народ

сам топтать стал ханский род!

Но в итоге вот досада,

получил ли я что надо?!?

Был упрям, сводил на «нет»

ум товарищей, совет,

когда надо было просто

рассчитаться с «белой костью»,

не взирать, как хан заплакал,

как лягушка, квакал, –

я ж, отчаянный смельчак,

был обманут, как простак,

сам себя же обескровил

как заклятый, кровный враг.

…Все же был я, все же жил!

Из раскрашенной посуды

медовуху залпом пил,

а в иные времена,

разрезая течь Урала,

выпивал глоток воды,

и глотка того хватало,

чтобы целую неделю

обходиться без еды.

Что ж, дружище мой, прощай,

если после моей смерти

будешь жить на белом свете,

как гранитный монолит,

Жакию беречь, хранить

и прошу и поручаю…

В последних строчках поэт приводит наказ своего товарища, друга и брата позаботиться о его сыне Жакие. Спасти Жакию Махамбет не смог, но ему удалось помочь младшему сыну своего друга – Досмагамбету. Потомки последнего ныне живут в Астрахани. Если получится, мы еще напишем о них.

А сегодня хотелось бы закончить.

P.S. Все стихи Махамбета приведены из книги Бекета Карашина «Стихострелы Махамбета» в переводе автора.

Поделиться с друзьями

Администратор сайта

Оцените автора
( 1 оценка, среднее 5 из 5 )
Прикаспийская коммуна