Рассказ
Рахимжан ОТАРБАЕВ,
перевод с казахского Ердена ХАСЕНОВА
(Продолжение. Начало в №89 за 30 июля 2011 г.)
В азартном порыве Жанабай не заметил, как смачно плюнул себе на ладонь.
С далекого детства Жанабаю запомнилась одна заурядная, но весьма колоритная картина. Как только проносилась цветущая весна и в рощах запевала кукушка, появлялся в их ауле старый узбек на заезженном сером осле. Приезжал он не попросту, ибо на хребте неприхотливого четвероногого помощника привозил он аж по шесть здоровенных мешков, набитых подсолнечным семенем. Обосновывался этот узбек у дверей сельмага, и так вел свою торговлю с раннего лета и до поздней осени.
Первыми на это лакомство прибегали малые дети. Еще бы: кто из местных степных жителей – сплошь неисправимых мясоедов и кумысников – подбросит им такое угощение, где каждый орешек – величиной с лошадиный зуб?.. Очень скоро за семечной забавой подтягивались и взрослые.
– Вкусные семечки – увлекательная беседа, – бережно придерживая кульки, щебетали молодухи и девки.
– Здорово убивает время, – глубокомысленно подмечали лузгальщики из парней и мужчин.
Хотя части пожилого и отчасти беззубого населения увлечение это представлялось категорически чуждым и вредным.
– Сплошь бестолочь, совсем оскотинели с этими семечками! Плюются лузгой, да не шевелят мозгой. Раз такое дело, тогда бы уж сразу жмыхом питались…
А шурин Аншибая, их дядя по матери, всю жизнь работавший трактористом, однажды и вовсе взорвался:
– Ты посмотри-ка на него! Пристроился в тенечке, воткнул копчик в землю да сидит себе, понимаешь, торгует. Мы от вспашки до жатвы пыль в поле жрем, но и то не зарабатываем столько, сколько за летние каникулы тихой сапой загребает этот делец. А я чем хуже?! Вот растает снег, я тоже стану узбеком и посею подсолнечник. Так и знайте!..
О судьбе того дядиного предприятия до сих пор не известно ничего вразумительного, но пришла весна, вернулись перелетные птицы, а вместе с ними в ауле появились десять китайцев. Соорудили шалаш. Привезли малюсенький трясущийся трактор. Вспахали и засеяли участок. Из бежавшей неподалеку речушки провели на делянку воду. Днями напролет копошились и гнули спины, но хоть бы раз выказали усталость! Вечерами разводили костер под большим казаном и что-то готовили. Хотя было доподлинно известно, что скот они не резали и никакого мяса ни у местных, ни у окрестных не покупали.
Снедаемый любопытством, Жанабай придумал пустячный повод и заглянул-таки к китайцам на огонек – дабы узнать, чем же они там, черт возьми, ужинают. Смотрит, а поверх служившими скатертями пластиковых пакетов – выловленные во все той же илистой речке рыбешки, лягушки, раки и улитки. Вся ватага смачно разгрызает и жует это богатство, а потом с громким урчанием запивает зеленым чаем.
Потрясенный увиденным, Жанабай вернулся домой и принялся увещевать брата:
– Слушай, все-таки они – зарубежные гости, а мы – у себя дома, на своей земле. Где же наше традиционное казахское гостеприимство? Давай пригласим их к себе да попотчуем как полагается. Не дай бог подумают о нас: вот жидармоты, вот жлобы эти местные, не смогли на чашку чая позвать. А то, похоже, пухнут они с голоду, вот и едят, собирая с болота, всяких нечистых гадов…
– Ты прав, брат! Марку надо держать, – сразу же согласился Балабай. – Зарежем лысого бугая, наварим мяса, а голову с почетом преподнесем их главному. Все должно быть чин чинарем. К тому же не зря говорится в мудрой пословице: близкий сосед лучше дальнего родственника. Ведь в самом деле, эти чужеземцы платят нам то, чего мы никогда не дождемся от своих. Вдобавок и сами мы давно позабыли вкус свежего мяса, так что не грех и полакомиться. А что там будет дальше – не стоит загадывать. Бог нам пошлет. Поживем – увидим.
Окончив речь, Балабай хлопнул ладонями по коленям и решительно вскочил с места, проявляя готовность сию же минуту приступить к делу:
– Где ножи? Где точила? Пусть женщины несут тазы и клеенки!..
Он не знал, что невольным свидетелем только что учиненного сговора стал их седой отец, в этот самый момент с туалетным кувшином в руках выбиравшийся наружу в сортир.
– Лысого быка, говоришь?! – хищно затрясся старик, в порыве ярости замахиваясь на сына медным кувшином. – А комом в горле он вам не станет? Тогда уж заодно и меня зарежьте и разделайте, выродки! Неужто до вас не доходит, что это не бык, а реликвия – единственная живая память о колхозе? Эх, засранцы, доведете меня до белого каления, что я всех вас отдам под суд! Я все изложу, всех призову к ответу, и всем вам воздадут по заслугам!..
– Кто же после этого поверит, что старик наш тяжело болен и одной ногою в могиле?
– Смотри-ка, лежит в дальней комнате, а ушки-то всегда на макушке.
Перешепнувшись так, две снохи, которым нынче не повезло полакомиться свежим мясом, тихо разошлись по домашним делам.
… Семя, легшее на тучную залежь, не заставило себя ждать. И очень скоро прибавляющее с каждым днем солнце словно за ушки повытягивало из земли нежно-зеленые ростки новорожденного подсолнуха. Как только проклюнулись всходы, китайцы за какую-то ночь бесшумно снялись и исчезли в неизвестном направлении. Спустя малое время из города приехала белолицая девушка-маячок. Обошла поле и оценивающе осмотрела плавно колышущуюся на ветру юную поросль. При этом неслышно шевелила губами, подсчитывая и прикидывая что-то в уме. А потом подозвала братьев и с металлическим лязгом в голосе дала им наказ:
– Скот не подпускать, беречь от потравы. За растениями следить – чтоб не напали вредители. Удобрения не воровать, вносить как положено…
Столь барское поведение и пренебрежительный тон этой спесивой шмокодявки явно покоробили Жанабая. И тогда он строго, по-мужски перебил ее, не дав договорить и глядя на нее как на вошь:
– Скажите, когда приедет главный? Как же его звали-то, ихнего китаезу?..
Девушка-поплавок оказалась не из пуганых и гневно сверкнула на него глазами:
– Говори о нем «господин Су Юн»! А тебе он зачем?
– Да нет, незачем, – тут же обмяк Жанабай. – Просто поинтересоваться, как он живет-поживает.
– Он приедет к сбору урожая. А до тех пор за все здесь отвечаю я.
– Вы его региональный представитель?
– Я его жена!
Жанабай отпрянул от нее так, как пугается, наткнувшись на падаль, мирный крестьянский конь, никогда не служивший в кавалерии. «То-то в прошлый раз уж больно низменно к нему ластилась. Но чтобы на людях тыкаться ему мордой в подмышку – это чрез всякой меры», – подумалось ему.
– Ах вот как? Да мы ведь ни сном, ни духом, что дорогой Суюнжан приходится нам зятем! – сконфуженно лыбясь, поспешил ему на выручку брат Балабай.
За ним сентиментальными курицами заквохтали Алма и Марзия:
– Ну надо же, какие глубокие чувства! Влюбишься в китайца – совсем по-другому запоешь. Что ж, милые голубки, совет вам да любовь!
Но белокожая девка хоть бы хны. Плюхнулась на заднее сидение иномарки и укатила.
Месяц спустя снова заклубилась пылью дорога, и с большой трассы на проселочную свернули три белоснежных джипа. Успев войти во вкус от поденщины на чужеземцев, встречать американцев братья побежали чуть ли не с высунутыми языками.
Из головной машины выбрался высоченного роста широкоплечий щеголь и, заинтригованно жмурясь при виде залитого солнцем простора прежде не виданной им казахской прерии, улыбнулся во все тридцать два зуба. Как и в случае с Су Юном, посланца Соединенных Штатов неотвязно сопровождала переводчица из местных – на этот раз столь же миловидная, но очень смуглая казашка с мелковатыми чертами лица.
– Майкл! – протянул он приветственно руку.
– Добро пожаловать на гостеприимную казахскую землю! – заученно выпалили братья, с почтением склонив свои головы.
В тени его великанской фигуры эти двое смотрелись какими-то нелепыми карликами.
Подобно вышедшей на охоту цапле ступая несуетно, крадко, но верно, Майкл вместе со свитой основательно осмотрел постройки и сооружения бывшего колхоза. Судя по выражению его лица, река ему тоже приглянулась. Смело шагнул в бурьян, давно не кошеные травы которого оказались ему по грудь. Потом американцы стали вкруг и вполголоса о чем-то советовались. Здесь же и приняли окончательное решение, после чего, слащаво улыбаясь и в манерной картавости прикусывая язычок, девица-смуглянка перевела братьям тараторную речь Майкла:
– Суть предложения в следующем. Это место ему понравилось. Сперва он планирует купить сто коров казахской породы. Пасти их будете вы. Потом авиалайнером из Америки доставят десять племенных быков-производителей породы ангус. Их он хочет… как это сказать… да-да, поженить на сотне местных коров. И надеется, что полученное потомство будет стойким к жаре и холоду. Так что если вы готовы, он хотел бы нанять вас на работу…
– Всегда готовы! Еще как готовы! – восторженно загалдели братья, совершенно не заметив, что в запале энтузиазма болтнули лишнего: – С нынешней дороговизной что город, что село – давно подсасывают собственный кукиш. А тут, смотришь, и нам перепадет попутного молочка и мяска…
– В таком случае коровьих маток доставим в течение трех суток. Позднее в аэропорте Вашингтона сядут на самолет и ангусские бычки.
Ошалев от завидной сговорчивости контрагентов, долговязый улыбчивый Майкл распрощался с беспримерной вежливостью. Усаживаясь в машину, он как-то странно и раскатисто крякнул, на что благовоспитанные братья не преминули откликнуться солидарным «Будьте здоровы!».
Маленькая остроносая смуглянка прыснула со смеху и пояснила:
– Да не чихал он. Вам послышалось. Просто муж мой всю дорогу покашливает – скорее всего, от вашей ужасной пыли.
Получив неожиданное известие от новой линии международного родства, братья в изумлении выпучили глаза, а вслух заладили:
– А мы-то и не знали, что дорогой Майклжан приходится нам зятем. Ну молодец, что приехал навестить родственников своей суженой!
– Ты уж прости нас, мистер. Откуда же нам знать?
* * *
Тяжкое пробуждение от длительного, безотчетного сна обернулось для дракона полуобморочной сонной одурью. С трудом подняв слипшиеся, набрякшие веки, он лишь движением зрачков огляделся по сторонам. В приоткрытой пасти заблестел раздвоенный вилами подвижный длинный язык, и, втягивая воздух, ящер зашипел – негромко, но протяжно.
Скромный кустик степной полыни вряд ли мог утолить чувство голода, изъедавшее эту безразмерную утробу. Пригнувшись в струе драконьего вздоха, прочная метелка жусана вновь упруго взметнулась верхушкою к небу. Затаившийся под кустом воробей-одиночка, едва лишь завидев опасность, шумно забил крыльями и пулей улетел в небо.
Белоголовый орлан уже давно набрал нужную высоту, и теперь не махом, а одним лишь парением вершил свой свободный полет. Крылья его настолько велики, что, казалось, затмевают само солнце. Каждая добычливая охота еще больше распаляет в нем отвагу и аппетит, и быть может, отныне весь смысл его существования сводится к тому, чтобы выбирать себе и безнаказанно растерзывать все новые жертвы. Налитый кровью немигающий глаз обшаривает поверхность земли и угрожает всему, что подает хоть малейшие признаки жизни. Вот и сейчас сглотнул плотоядно слюну, выгнул шею и бесстрашно устремился в очередную не знающую пощады атаку.
(Продолжение следует)
