ПО ТРУДУ И ЧЕСТЬ

Совcем скоро, в первый день лета Шипа Шугаепова отпразднует свой 90-летний юбилей. Несмотря на годы, на пережитое, на непростую судьбу, в ней чувствуется сильная положительная энергетика, она радуется жизни, в сердце ее еще столько тепла. Она часто говорит «айналайын» — самое теплое, душевное казахское слово, перевод которого, кажется, знают все. Сегодня она для нас живая легенда.

На правом лацкане пиджака Шипы-апа сияет орден Красной Звезды. Этой награде уже почти 70 лет. Один из уголков звезды облупился, сошла краска, но она самая что ни на есть настоящая, такие награды сейчас можно найти разве что в музее. На новом пиджаке старый орден смотрелся бы уже не так трогательно. А синий пиджак, пуговицы на который пришиты черными нитками, тоже со времен войны. Если сдать орден на реставрацию, он бы заблестел, заиграл красками, но тогда ушла бы память тех лет, тех роковых сороковых…

Шипу Шугаепову мы застали у родных в с. Жанбай Исатайского района, где она родилась и выросла. С недавнего  времени бабушка переехала в областной центр, где ей как ветерану войны выделили однокомнатную квартиру в микрорайоне Коркем. Но с наступлением весны она всегда просит своего внука Махамбета отвезти ее в родной Жанбай, чтобы напиться натурального парного молока, подышать воздухом, наполненным терпким запахом жусана. Там, в нарынских песках, жусан имеет незабываемый аромат. Он здесь исцеляющий, бодрящий.

Тянет нашу бабушку в Жанбай. Здесь она выросла, вышла замуж, родила детей. Здесь же встретила войну и отпраздновала Победу вместе с односельчанами. Здесь же получила свою особенную награду — орден Красной Звезды.

— Наверное, вся моя жизнь была построена так, что я шла к этой звезде, — говорит наша героиня. — Но и думать об этом не могла. И не знала даже, что такой орден существует. Но начну с самого начала. Родилась я в 1922 году, 1 июня. Нас у отца было 11 детей. Мы жили очень бедно. Часто ложились спать голодными. О том, чтобы учиться, и речи не было. От рассвета до заката только и думали, как бы добыть еду. Сколько себя помню, всегда пасла лошадей. Отец-табунщик брал меня с собой в поле, чтобы хоть как-то отвлечь от мыслей о еде. Эти красивые грациозные животные давали нам силу. Все мое раннее детство связано с воспоминаниями о лошадях. В 16 лет, в 1938 году я стала самостоятельной табунщицей. Как только началась война, моего отца, двух братьев, дядю и всех наших жанбайских мужчин, кто мог держать в руках оружие, забрали на фронт. Никто этому не сопротивлялся. Наоборот, многие хотели попасть в армию, хотя понимали, что их там ждет. Все знали, что это нужно для Победы. В селах остались одни старики и дети. Перед отправкой на фронт отец передал мне 150 лошадей, которых сам пас. Они были для него настоящей радостью, отдушиной. Порой мне, его дочери, казалось, что о лошадях он знал больше, чем о своих детях.

Передав табун, отец строго-настрого наказал мне беречь его. Животные принадлежали колхозу, государству. И, не дай Бог, с ним что-то случится. Чтобы не подвести отца, я буквально дневала и ночевала рядом с табуном, вместе с лошадьми целый день пропадала в степи, порой бывало и что-то съестное найдешь с ними в траве. Весной и летом для лошадей раздолье. Особенно трудно нам было зимой.  Сохранить жеребят, не дать им погибнуть от голода было задачей номер один для меня. И все старания оправдались. В первый год войны мы эти 150 лошадей не просто сохранили, от 50 кобылиц получили по 50 жеребят. В колхозе мои труды были замечены, и мне доверили руководить фермой №4. Я знала о лошадях все. Я  чувствовала  их настроение. Берегла их и лелеяла как детей малых. И мой труд не был напрасным. Жеребята от моих кобылиц рождались красивыми, сильными и крепкими. Шерсть их была блестящей, шелковистой. В военные годы, да и сейчас, табун лошадей, мирно пасущихся в степи, был настоящим зрелищем.

Узнав о трудах маленькой девчушки Шипы Шугаеповой, ее табуне, в верхах дали команду отправить в места боевых сражений жанбаевских коней. В них нуждалась кавалерия Красной Армии Советского Союза. Лозунг «Все для фронта, все для Победы!» здесь был так уместен. Наши лошади с нарынских песков были также необходимы для фронта, как и наша эмбинская и доссорская нефть, как и детали для самолетов и танков, которые производились на машиностроительном заводе имени Петровского, эвакуированного из Украины в Гурьев. Жанбаевские лошади были так необходимы фронту, как и самолеты, танки, снаряды и боеприпасы.

Так, Шипа в 1942 году получила задание пригнать в Гурьев 500 лошадей.  Животные эти были предназначены для высших эшелонов власти. Поэтому нашу табунщицу просили отобрать самых лучших, самых крепких. Все 500 лошадей, пригнанных за один день из Жанбая в Гурьев, прошли специальную комиссию, семь уровней проверки. Военные были удивлены, увидев полтысячи отборных лошадей, которых пригнала одна маленькая девчушка. Знали бы они, что она не просто пригнала, а вырастила их, умножив показатели. Шипа плакала, когда животных грузили в поезд. Было жаль отдавать этих красивых, грациозных лошадей. Но что поделаешь. Только так, ценой жертв, ценой здоровья и жизни добывалась Победа, одна на всех Победа в Великой Отечественной.

— А каких невероятных усилий стоил уход за ними, — вспоминает Шипа Шугаепова.  — Ведь сами мы ничего не ели, в обморок падали от голода. Муки в колхозе не было. Всей семьей собирали в поле кумаршык. Это дикое растение густо росло в нарынских песках и, по сути, было для нас единственным спасением от голода. Сколько жизней спас кумаршык, росший в барханах, семена которого напоминали просо. Еще мы ели сулубас. Не знаю, как это растение называется на самом деле. Только в народе его так и называли — «красивая голова». Мы срезали головку сулубаса, нижнюю часть отдавали животным на корм, а верхнюю варили и ели как кашу. У нас дома из посуды был один казан. Там и воду кипятили для чая, и кашу варили. С казана по ложке и черпали эту кашу. Было очень вкусно, хотя соли, а тем более сахара не было. Я, дожившая до этих дней, много чего потом попробовала. Но вкус каши из сулубаса помню до сих пор.

Труднее всего было достать воду. Зимой и весной у нас с этим проблем не было. Снег соберем, растопим, воду для чая вскипятим. Дождевую воду тоже собирали для купания и стирки. Летом приходилось два ведра воды везти со станции за 10 километров. Пока на верблюде привезешь эту драгоценную воду, она уже по дороге расплескается. Кроме ведра другой посуды для воды не было.  И мы ее так берегли, пили по два-три глотка. Чтобы не напиться или жажду утолить, а просто горло промочить. Печь зимой топили соломой и жингилом. Чтобы экономить, в одном доме жили по несколько семей. В одной комнате человек 15 ночует, а в другой размещали 15 ягнят и козлят. Зимой они могли погибнуть на открытом скотоотгоне. И выхода не было, приходилось дневать и ночевать вместе с ними. В одну зиму, уже не помню какого года, голод нас всех буквально заморил. Обессиленные люди шли к нам на ферму, просили забить лошадей. Но нельзя было. Это были лошади всего колхоза. За каждое животное мы головой отвечали. Погибли от голода 40 человек из нашего аула.

После отправки лошадей вновь надо было повышать поголовье скота. И в первую очередь лошадей. Ферма, которой заведовала Шипа, через какое-то время вновь стала лучшей в колхозе. И  вновь улучшились показатели, которые держались до самой победы. Жанбаевские лошади нужны были для хозяйства.

В 1944 году Шипу Шугаепову снова пригласили в Гурьев. Теперь уже для участия в приятной церемонии. Из Кремля пришла радостная весть — Шипа Шугаепова награждается орденом Красной Звезды. По этому случаю она надела старый отцовский пиджак и отправилась в город. Все в исполкоме видели, что на худенькой девушке старый мужской пиджак, да еще большущий, руки еле видны. Она смущалась, пыталась как можно меньше внимания привлечь к себе. Но все вокруг знали, что она — герой. Председатель облисполкома взял в руки орден и стал делать маленькую дырочку на лацкане пиджака. Долго пришлось возиться. А она переживала, что испортит единственный отцовский пиджак. Вот вернется отец с войны, что она ему скажет. И говорит Шипа начальнику:

— Может, не надо, дайте мне его. Я сама дома приделаю.

— Потеряешь, — сказал он ей. — Лучше сразу повесить. Он грудь украшать должен. Гордись!

…Отец ее с войны не вернулся, и некому было ругать за испорченный пиджак. Не вернулись с войны и два брата. И дядя тоже без вести пропал. А тех, кто вернулся, Шипа и не помнит. Кажется, всех местных поглотила эта война.

Еще долго после Победы она продолжала пасти скот. Образования у нее нет, даже начальную школу не окончила. Вся ее жизнь была посвящена лошадям, табуну, ферме, колхозу. Умела бы она писать и мысли выражать, наверное, смогла был и научный доклад защитить на тему о наших быстроногих.  Все про них знала, всю подноготную изучила за почти 50 лет работы. На пенсию Шипа Шугаепова вышла в 1977 году. С левой стороны ее старенького синего пиджака по соседству с орденом Красной Звезды теперь красуются медали «За доблестный труд», «Ветеран труда» и юбилейные к Дню Победы. Можно, конечно, и пиджак бабушке новый купить, и наградами украсить новую одежду. Но что-то важное тогда потеряется, сотрется…

День Победы и свой юбилейный день рождения Шипа Шугаепова встретит в кругу своих родных и близких, с единственным сыном Амангельды, внуками и правнуками. День Победы она встретит в своем родном Жанбае. И пусть в городе есть квартира со всеми удобствами, а в Жанбае только старый дом и корова. Нет для нее роднее этого села, жанбайцев, степи и нарынских песков. Ее родина начинается вот с этих мест. И ради этого кусочка земли она делала все, что в ее силах, чтобы приблизить Великую Победу.

Марина КУАНЫШЕВА,

фото Ануара АБИЛГАЗИЕВА