САМОРОДОК
Замечено, и не мной одним, такое свойство человеческой натуры: когда много лет работаешь рядом с незаурядным человеком, перестаешь видеть в нем черты, поразившие тебя при первой встрече. А потом и вовсе привыкаешь к его обыденности, много забываешь, вспоминаешь мельком, походя. И только по прошествии многих лет начинает вырисовываться перед тобой истинный облик (или образ, как хотите) этого человека. Как точно сказано: большое видится на расстоянии. Такая мысль все настойчивее овладевает мною, когда я вспоминаю в Васе Кириличеве — своеобычном, ни на кого не похожем человеке: журналисте, солдате, поэте, верном друге, прекрасном отце и муже.
За полвека перед моими глазами прошли несколько поколений журналистов «Прикаспийской коммуны». И берусь утверждать, что за это время не было в газете талантливее этого самородка. Талант — он во всем талант. Его перу были подвластны патетическая публицистика и охотничьи байки, проникновенные лирические стихи и песни, острые сатирические миниатюры и деловые корреспонденции.
А как он пел! Чудесный тенор его — то звучал, словно чистый ручеек в безветренную погоду, то звенел жаворонком в бескрайнем чистом небе. Его волшебным рукам были послушны и грубый «болиндер», установленный на неказистой деревянной лодке, и мощный авиационный двигатель воздушного судна.
Вася, Вася! Как жалко, что ты так рано ушел из жизни. Ведь тебе в ту пору было только 50. Однако не у всех жизнь измеряется годами. Он расстался с друзьями, семьей, любимой работой, сделав для людей многое. Но в нем было еще так много нерастраченных сил, неподдельного интереса к людям и их делам, столько веры в то, что мы — воспитанники комсомола — называли светлым будущим всего человечества. Думаю, что живи он сейчас — ни за что не предал бы светлых идеалов, которым поклонялся. Которые отстаивал в годы войны на японском фронте. И в послевоенные годы — на фронте идеологическом.
Возвратившись с Дальнего Востока после победы над японской военщиной, молодой авиационный механик попал в столь же молодую и кипучую бучу «ремеслухи». В ремесленном училище он стал не только мастером, но и воспитателем рабочей смены, комсомольские дела буквально поглотили Василия, ребята полюбили своего заводилу. Инициативного молодежного вожака заметили и в обкоме комсомола, и на очередной комсомольской конференции он был избран членом бюро обкома.
Когда я пришел в редакцию в 1953 году, он был литсотрудником отдела партийной жизни. И более двух десятилетий не расставался с партийной тематикой, будучи заведующим партийным отделом, чуть позже — идеологическим отделом, а затем заместителем редактора, ведавшим идеологическими вопросами.
Партийные собрания и конференции, учеба коммунистов, передовой опыт парторганизаций, его изучение и распространение, оргработы и кадры — казалось бы, как можно увлечься такой сухой, малоинтересной тематикой? Но Василий Петрович нашел тот подход, который привлекал читателя к материалам отдела. Был Василий Петрович настоящим идеологом газеты. К слову его в коллективе прислушивались. И линия печатного органа выстраивалась во многом не только благодаря рекомендациям обкома партии, но и советам В. Кириличева.
Пик деятельности Василия Петровича, как журналиста, совпал с важным этапом в жизни области — освоением Мангышлака. В кабинете он не засиживался: «опорожнит» блокнот от записей и — снова в путь. Хорошо знал он жгучие ветры и испепеляющий зной «полуострова сокровищ». И его знали на буровых, в геологоразведках, в Шевченко, Узени, Жетыбае. Он считал себя обязанным побывать там, где решаются главные задачи, где он нужен людям. Видел в этом долг журналиста. И так писал об этом:
Ветер поземку метет, иглами жжет лицо.
А человек идет, хоть налило ноги свинцом.
Идет и час, и другой, к людям, под ветра свист,
Если и ты такой — значит ты — журналист.
…Был человек хорош. В большой беде он вдруг.
И пропадет ни за грош — не подойди к нему, друг.
Тот, кто другом слыл — в теплый угол заполз,
В беде человека забыл, груза беды не повез.
А подошел другой — такой же, как все, не речист.
…За человека в бой пошел, чтоб был снова чист,
Если и ты такой — значит ты — журналист.
Частые командировки на село и в рабочие поселки были его бичом и радостью. Василия знали в лицо все секретари и инструкторы райкомов партии. В то время секретари обладали, можно сказать, неограниченной властью, вершили все дела на местах (порой и неправые) в хозяйственной и культурной жизни. Приходилось и их поправлять. Обычно выезжали в путь тандемом — Кириличев и сотрудник сельскохозяйственного отдела Александр Аллояров, хорошо знавший казахский язык. Часто они привозили с глубинки (особенно из Мангистауского и Кызылкогинского районов) острые корреспонденции, критиковавшие стиль и методы работы руководителей партийных, советских и сельскохозяйственных органов. Верный идеалам своей бесконечной юности, Василий Петрович особенно любил молодежную тематику. Его детищем была выходившая регулярно страница «Комсомолец Прикаспия». Эта страница была поистине трибуной комсомольских вожаков, молодых энтузиастов из числа нефтяников, строителей, животноводов. В те годы набирали силу комсомольско-молодежные стройки, создавались комсомольско-молодежные бригады. Рождались дерзкие молодежные почины. И «Комсомолец Прикаспия» смело подхватывал их.
Сердце Василия Петровича было молодо и в зрелые годы, а характер — веселым и неунывающим. Хотя лицо его раньше времени избороздили морщины, а голова побелела. Его искренне любили в редакции и семье. И он души не чаял в своей синеглазой подруге Клаве, на которой женился вскоре после возвращения с войны и оставался верен ей до конца дней своих. Мы дружили семьями, о чем во время недавней встречи вспоминали с его вдовой Клавдией Федоровной. Сын их Сергей стал авиатором, дочь Наталья — врач, а Ирина — школьный учитель.
Особая строка в биографии Василия Петровича — его поэтическое творчество. Стихи были его страстью, любовью и отдохновением от изнурительных редакционных будней. И сам строй созданных им стихотворений очень многое говорит о характере автора. Строй этот, по преимуществу, напевный, песенный, лирический. Его лирика — не цветочки-ягодки, не просто отвлеченная любовь, розы и слезы. Это по-настоящему гражданская лирика. Проникнутая любовью к конкретным людям, Родине, родному краю. В начале 60-х годов, в период неразумных хрущевских перестроек, «Прикаспийская коммуна» оказалась не ко двору сельскохозяйственному обкому. Ведущие журналисты разъехались по республике: в Павлодар, Усть-Каменогорск, Кустанай. В. Кириличев стал собственным корреспондентом краевой газеты «Целинный край» по Кокчетавской области. Позже он рассказывал, как тосковал по каспийскому лету и уральной волне. Мучился без любимой рыбалки, без охотничьих зорек на взморье. И как только выпуск газеты возобновился, Василий Петрович тут же, одним из первых возвратился в родную газету, в милые его сердцу края. И снова полились стихи:
А Каспий звал своей моряною,
Соленым ветром сердце бередил.
И час настал — девятый вал нагрянул —
В моей душе романтик победил.
Или вот еще одно:
Блестит вода степных озер,
Лучами зорь играя.
Тиха, скромна краса твоя,
Земля моя родная.
Как ширь души — просторна ты,
Сторонушка степная.
За эту ширь, за все, как есть,
Люблю тебя, родная.
Не помню, но, кажется, в этот период родился поэтический цикл «Родные мотивы». В него вошли такие чудесные стихотворения, как «Родничок», «Почему-то верится», «Я люблю тебя, Каспий седой!», «Полюбил рыбачку», «В детстве ты мне говорила». Эти и другие стихотворения публиковались в газете под рубрикой «Моряна», «Клуб любителей природы», вперемешку с охотничьими и рыбацкими юморесками (автором которых тоже, как правило, был Василий Петрович, кстати, как и основателем клуба).
Многие стихотворения Василия Кириличева положены на музыку, стали песнями, и долгие годы, и сегодня еще в репертуаре самодеятельных коллективов звучат на клубных сценах. Многие песни — «Белая метелица», «А Каспий звал», «Земля родная» — написаны в творческом содружестве с местным композитором Р. Топчевским. Кстати, одна из них стала лауреатом международного песенного конкурса в болгарском городе Карловы Вары.
Эти заметки о Василии Петровиче, в некотором роде — взгляд на человека со стороны. Но у меня есть возможность раскрыть его, так сказать, изнутри, его же словами. В моем архиве сохранились написанные его рукой ответы на анкету 34-летней давности. Она показалась мне тогда самой искренней из всех анкет, и я сохранил ее. Вот некоторые вопросы и ответы на них:
«- Удовлетворяет ли Вас Ваша работа вообще, в Вашем отделе, в частности, не ошиблись ли в выборе профессии? Какую бы предпочли теперешней?
— После долгих раздумий и честно — удовлетворяет не совсем. Почему? На этой работе зачастую я живу мыслью, а у меня в характере и, в какой-то мере, в привычке (прежняя работа) — необходимость практического, конкретного действия. Из всех работ всегда отдавал предпочтение творческой, в детстве мечтал быть артистом (имел голос), в армии начинал готовить себя к писательскому труду. Люблю и понимаю технику. Менять профессию не собираюсь, но если придется, буду седлать стальных коней.
— Ваше любимое занятие, увлечение?
— Писать песни, осваивать новую технику. Рыбалка. Охота.
— Как понимаете свою роль в воспитании детей?
— Всегда стараюсь быть для детей примером, старшим их другом — заботливым и справедливо требовательным.
— Возможность творческого роста, каким образом совершенствуете мастерство? Видите ли в этом смысл?
— Возможность роста ограничивает только здоровье (Василий Петрович был болен вегетативно-сосудистой дистонией, страдал от головных болей. — И.С.). Совершенствую мастерство учебой и повышением требовательности к себе. Остановиться в росте — значит, начать умирать.
— Над чем работаете, что пишите «для души»? Ваши творческие планы?
— Наконец-то над сборником стихов и песен. Для души — «Моряна». Дописать повесть «Волжанин» и подготовить к печати книгу охотничьих рассказов».
В конце анкеты стоит подпись и дата: 6 декабря 1971 года. Меньше, чем через четыре года его не стало.
Он не любил писать и рассказывать о войне. Почему? Боялся сфальшивить? Возможно, ответом на этот вопрос послужит сохранившаяся запись в моем блокноте, сделанная после одного нашего разговора. Вот что он тогда сказал: «Все, кто родился и вырос после войны, узнают о ней по книгам, фильмам и песням. Но они никогда не почувствуют ее так, как те, кто в ней участвовал. Книги расскажут более или менее правдиво о боях, страданиях, смертях. Фильмы покажут грозно громыхающие танки, пламя, лица в копоти, кровь на снегу, на бинтах, на солдатских гимнастерках. Но чувство войны — непередаваемо — ни словами, ни красками, ни звуками».
Осмысливая рассказ-воспоминание о Василии Петровиче, я почувствовал, как счастлив, что мне довелось работать и дружить с людьми поколения, прошедшего войну. Поколения рано поседевших юношей с дерзкими поступками подростков, глубокими глазами мудрецов. И доселе в моем сердце живут много повидавшие, пережившие, но сохранившие нетронутость души Александр Аллояров, Иван Свербихин, Василий Белунин — вечные коммунары.
Игорь СВИДИН