Три трактора-великана в одной упряжке медленно ползут, взрыхляя на целую пядь застывшую бесплодную почву. Уходящая верхом в небо нефтяная вышка, стянутая стальными тросами и сцепом, с шею племенного быка, упираясь, скользит по грунту. Июль, поддавая жару, над самой головой растапливает солнце. Жаждущий воды жаворонок подставляет свой маленький, с крохотные ножницы, клювик мимолетному суховею. Не найдя утоления, вспархивает, кружится волчком и в итоге садится на макушку, скачущего иноходцем, ажурного сооружения.
Развеваясь шелковым платок, появляется прозрачное облачко, но спасаясь от грохота трех великанов, спешит исчезнуть. Если в рваный ров от шести гусениц, пробороздивших безлюдную местность, попадут козлята иль ягнята, то самим им оттуда и не выбраться. А вот вышка, буксируемая тракторами, устремляясь верхом в небо и покачиваясь, движется как будто легко. Вероятно, в основании её поставлена колесная платформа.
С наступлением вечерней прохлады навстречу им вышел подросток. В руках его закоптелое ведерко с помятым боком. К одному из ушек ведерка приторочена красная веревочка в четверть пяди. «Lеxus», несущийся, поднимая пыль, по степной, накатанной, как доска, дороге, резко притормозил.
Толстобрюхий с плавными, точно сложенное девичье одеяло на сундучке, складками на подбородке, то ли уж было невтерпеж, копошась в ширинке, отошел в сторонку. Подал голос ехавший рядом с ним смуглолицый с серповидным носом.
— Эй, пацан, что ты здесь шаришь?
— Взять земного масла на растопку.
— Земное масло твоё — это нефть что ли?
— Да.
— Она где здесь подходит? — заинтересовался толстобрюхий, возившийся с ширинкой, оглядываясь назад.
— Да тут, у подножия солончака.
— Молодец, вырастешь, большим нефтяником будешь!
Руки у него были полные, но пальцы короткие. Мальчик разглядел только куцый ноготок большого пальца.
— До Доссора далеко еще?
— За двумя холмами лежит.
— Погнали. Говорил же, старая карта не подведет.
Достигнув восточной стороны поселка Доссор, ажурная вышка стала. Три трактора-великана, сбросив путы стальных тросов и сцепа, с шею племенного быка, заглушив моторы, сгрудились поодаль. Вслед за «Lеxus»-ом, примчавшимся, поднимая пыль, по накатанной, как доска, степной дороге, немного поотстав, прибыли три одинаковых вагончика цвета хаки. Очистили землю, поросшую колючкой и осотом, на возвышенном лобном месте установили яркую вывеску «Dossoroil». Жители аула, встречая с выпаса скот, тогда только и заметили, как по соседству с ними срочно благоустроилась иностранная нефтяная компания.
Должно быть и прибывшим издалека показалось неудобным тут же, рассортироваться на отдых, и поэтому они решили сгладить ситуацию, бегло представившись перед нахохлившимися Доссорскими аборигенами. С плавными, точно сложенное девичье одеяло на сундучке, складками на подбородке, являлся господином Джонсоном. Руководитель компании. Смуглолицего с серповидным носом он представил партнером. Того, с белесой волосатой грудью, поросшей до бакенбард, назвали супервайзером. С ними приехала и старушка, сильно припадающая на одну ногу. Ввалившиеся пуговки голубых ее глаз были тусклыми. Однако в них что-то поблескивало, как на дне колодца в пустыне. Остальные, с десяток мужчин, как-то и не задержались в памяти аулчан. Когда раговор зашел о хромой старухе, то до других им и дела не было.
— Повар их, наверное, — сказала женщина, придерживая верблюжонка.
— Бросьте, если они с голоду не приехали помирать… Она и казан-то с места не сдвинет.
— Чья-то мать, скорей всего. Оставить не на кого. Бедняжка и приперлась…
Оказалось, что хромая старуха — известная в Америке ученый. Великолепный знаток ящериц. Прослышала, что в казахстанских песках обитает до селе неизвестный науке вид. Говорят, длинная ящерица, с удивительно ветвистыми усами. Если она её отыщет, то мы, гляди, встанем у истоков открытия, которое всколыхнет мир. Это основная цель, ради которой госпожа Милли и прикрепилась к нефтяной компании.
— Ого, так этот верблюжий староста Нагим целыми днями рыскает по пескам, считая ящериц, — заявляли аульные люди господину Джонсону на своем несуразном английском, тем самым немало его позабавив. — Раз такое дело, давайте объединим усилия двух ученых. Старуха его померла, он вдовец.
Услышав это, госпожа Милли, словно перед открытием, которого ждала всю жизнь, пришла в восторг, обняла краснощекого крепкого старика, расправила обвисшие подковой его усы и поцеловала прямо в уста…
На следующий день прибыла казахская сторона. Подписались кипы бумаг, скрепились печати и соблюлись интересы сторон… В скором времени на площади размахом с конный ипподром будет возведен грандиозный комплекс. От него на все четыре стороны света протянутся линии нефтепроводов. Таким образом, отсюда заколобродит неиссякаемый родник черного золота. В стране останется десять процентов произведенной сырой нефти, остальное же пойдет за рубеж.
К тому же, десять процентов рабочей силы составят местные кадры. Вот она — сделка века! Вот что поднимает наше достоинство, возвышает престиж нашей Родины! Неуемная гордость переполняла грудь, и казахская сторона, преподнеся в жертву белого верблюда, устроила обильный банкет.
Джонсон же не даром приволок сюда подпирающую верхушкой небо ажурную нефтевышку. До этого и в Африканской стране он пенку снимал. Бурил в Бангладеше. Разведывал и недра Колумбии. Намечал и в Кувейте поработать… Да планы нарушились внезапно. И нарушил их его смуглолицый с серповидным носом партнер. Есть ли такое место на земле, которое не учуял бы кривой его нос?
— Архивариус Шведской компании — мой давний приятель, — сказал он в один из обычных вечеров, кладя лед в виски.
— Что из того?
— Он поведал мне одну тайну.
— Я весь во внимании!
— Он держит карту, которая начертана Нобелем собственноручно.
— Не может быть!
— Точно! Но хранится в большом секрете.
— Что просит?
— Не торопись. До начала русской революции он, как известно, добывал нефть в местечке Доссор. Потом русские его оттуда выгнали.
— Короче.
— По словам архивариуса, нефть тогда черпали из земли ведрами, бочками отвозили в Гурьев. Затем по Каспийскому морю…
— Черт с ним! Скажи, в чем тут суть!
— Нобель уже тогда проводил исследования.
— Ну и…
— Он говорил, что в Доссоре на глубине 7-14 тысяч метров залегают гигантские запасы нефти, которых бы хватило миру на ближайшие сто лет.
— Это ж надо! Почему же тогда не освоили русские?
— Освоить хотели. Однако бур хоть и прошел солевые пласты, но застрял на отметке 5-ти тысяч метров. Они тихо прикрыли до лучших дней. А потом и сами запамятовали.
— Кабы нам эту карту заполучить!
— Попробовать достать копию можно.
— И сколько архивариусу?
— 10 миллионов американских.
— Многовато!
— Многовато для бизнесмена, который завтра будет править миром?
Смуглолицый с серповидным носом вскочил с места как конь.
— Славное семейство Рокфеллеров ждет моей весточки. В таком случае…
— Погоди, господин хороший!..
Великолепный знаток ящериц, отчасти принимая старика Нагима за ровню, держалась к нему поближе. Прежде усов ящерицы измерила рост породистого верблюдовода. Попыталась описать антропологию его рук и ног. Тянула за ухо. Осматривала язык. Пока он ожидал, какое же место её заинтересует дальше, она, к великой чести, остановилась.
— Сколько тебе лет? — спросила, говорят, она.
— Семьдесят восемь!
— Не может быть!
— Это почему же?
— Такого здоровья не бывает даже у людей в цивилизованных странах. А тут абориген!
— Не могу знать.
— Что вы едите?
— Мясо с маслом, сметана да молоко…
— Овощи, витамины?..
— Их кушает верблюд. А мы кушаем его мясо. Какой нужен еще витамин?
— Поразительное варварство!
— А что же случилось с ногой этой бедолаги? — стал в свою очередь интересоваться, говорят, он.
— Сухожилие стянуло. Нервные волокна спутаны. Лечения нет. Сам профессор Фридман проявил беспомощность…
— Погоди, господин хороший!.. Архивариус твой может освидетельствовать подлинность карты?
— Безусловно!
— В таком случае, будем переводить ему из получаемой прибыли.
— Не годится. Деньги должны поступить в офшоры прежде.
— Тогда по рукам!
— В течение часа копия засекреченной карты будет в ваших руках.
Вместе с вечерней прохладой Джонсон прибыл в котловину, где по слухам выкачивал нефть сам Нобель. Деревянная вышка, пропитанная мазутом, глубоко осела в грунт. Сверху один каркас. Неподалеку сиротливо торчит и строение, оставленное русскими. Грунтовая вода подточила его и покосила на бок. Потускнела и изъеденная солнцем надпись на жестяном листе: «Коммунизм победит!». Гвоздь один выскочил, и лозунг поскрипывает на ветру.
Прослышал, что в годы Второй Мировой войны Доссорскую нефть заливали в танки без переработки. Проверил в лаборатории. Качество было отменным. Постепенно он, в роли владельца самого крупного в мире месторождения, сможет сбивать мировую цену на нефть. Понизит её до самой низкой отметки. Тогда, едва выживающие компании-конкуренты, не имеющие подобных запасов, начнут опрокидываться. Станут банкротами. Схватив их за горло, он мало-помалу начнет отпускать цену на «черное золото». На рынке спрос на нефть с малым содержанием парафина подскочит сам по себе. Толстосумы из-за гор прибегут к нему, будут на коленях умолять. Подобострастно верещать: «Отче ты наш, дай нам немного смазки для жерла ржавеющих наших заводов. Купюры твои зеленые — вот они, желаешь золотом — вот оно! Лишь, окажи нам милость, хозяин…», Трах! Пух-Пах!
Какие приятные мысли, кажется, сам горизонт с его серовато-голубоватой дымкой начинает растворяться в радужных просторах…
Слава создателю, в Доссоре тоже есть своя кое-какая мафия. В ночное время суток может пограбить, днем — пошерстить карманы прохожих и приезжих, опять же контролировать подати с базара. Иной раз даже чей-то мелкий заблудившийся скот может приятно побулькивать в чужом казанке… И всему этому закваской и запевалой один коротыш-казачок с шеей, будто вросшей в плечи. Судя по словам его, «зону не топтал». Одно только было — с малолетства рос рядом с цехом по забою животных. С той поры кровь и попортилась.
И этот коротыш-казачок, с шеей будто вросшей в плечи, собрал вокруг с десяток членов мафии.
— Пёсье отродье, потерявшее нюх! — взрывался он, топнув раз другой. — Знаете, что творят эти иностранцы, наехавшие сюда качать нефть?
— Топчутся возле вышки.
— Три вагончика у них.
— Мечту кидают — построить город «Нью-Доссор»!
— Во, черт! — сказал он, прослушав ответы. — А моя бывшая баба Айжан прислуживает им теперь шеф-поваром!
— Да, слыхали.
— Мои поздравления!
Ляпнувший последнюю фразу словоохотливый смуглый парень с бельмом на глазу тут же поймал в свой адрес пинок ботинком.
— Так эта сучка теперь перед супервайзером хвостом виляет, во-первых. Во-вторых, погнала туда и на халяву пристроила девять местных девиц, скучавших в поселке без работы.
— А что за работа?
— Днем варят-парят, а по ночам…
— Сходняк в полночь, — отрезал коротыш-казачок с шеей, будто вросшей в плечи. — Проверим их потенцию. Держите хвост пистолетом!
Опрокинулась серебряная чаша Луны, оставляя ночной выпас многочисленным звездам. Фургон машины, набитый членами мафии, подъехал и остановился рядом с тремя отошедшими на отдых вагончиками. Супервайзер, почувствовав, что визит ночных гостей небеспричинен, открыл дверь. Из-под руки здоровенного детины с белесой волосатой грудью, поросшей до бакенбард, выглянула голова Айжан в белой ночной сорочке.
— Что надо?
— Она — моя жена. Давай её сюда!
— Глаза б мои тебя не видели, наглец! — заговорила голова из подмышки. — Исчезни, я сказала!
— Давай сюда, говорю! — требовал коротыш-казачок, будто вросшей в плечи шеей, пытаясь за что-то ухватиться рукой. — Перед кем выступаешь, а?
— Крис — мой муж. Не трогай его! — кричала Айжан, отбивая руку. — Я вышла за него!
В ту минуту переполох, вызванный полуночной братией, взбудоражил и другие вагончики, в которых устроились девять иностранцев с местными девятью девицами, скучавшими в поселке без работы. Доморощенная мафия грозила, что девок заберет, что-де бесплатных баб им здесь не будет.
— Самолюбие, где? — протестовал словоохотливый смуглый парень с бельмом на глазу, молчавший после пинка ботинком.
— Заработай и имей жену, кто что скажет?!
— А, где ваша совесть?
— Размажь по голове!
— Одни шалавы! Навар поделите с нами!
В тот момент, когда уже побитые члены мафии выскакивали из вагончиков, коротыш-казачок с шеей, будто вросшей в плечи, получал свою долю тоже. Навзничь приземлился на песчанную почву. На нем верхом восседал супервайзер с белесой волосатой грудью, поросшей до бакенбард. Несчастный под ним и орал, и поносил матом. Но после каждого сквернословия Айжан, мелькая белой ночной сорочкой, засыпала ему в рот горсть песка. А песок-то, будь он не ладен, разве кончается?..
Верблюдовода Нагима имею ввиду. Сама простота. Как-то на благодарственной милостыне рассмешил всех присутствующих: «Всякое видел на своем веку, но она — первая женщина, поцеловавшая меня прямо в рот, — смаковал он не без удовольствия. — Что ни говори, порода ведь иностранная. Боялся, что какая-нибудь проказа вылезет на губах. Ох, и шустрая она!».
— Ногу ей поправишь, и дело с концом.
— Домовитая хозяйка будет. Только что глаза голубые, да слова заводные, — говорили ему друзья-старожилы.
Однажды вечером, собирая верблюдов, он завернул на вышку. Парни были заняты своим делом. В тени вагончика без видимого настроения притулилась госпожа Милли. Начал что-то жестами расспрашивать. Оказалось, что разболелась нога и не давала шагу ступить.
Тогда краснощекий крепкий старик поднялся с места без промедления. Пригладив изогнутые подковой усы, он подошел к лежавшему на коленях верблюду. Перочинным ножом срезал толстый пучок свисающей шерсти. Попросил девчат-поваров как следует прокипятить это достояние в соленой воде. Затем, в теплом, под температуру тела, виде обмотали этим средством ногу калачиком свернувшейся госпожи Милли, невзирая на её вопли и недоумение. Снаружи перебинтовали.
Богу не трудно одарить человека при случае, и назавтра пуговки глаз госпожи Милли засияли, словно лампадки. Мало того, что прошла боль, сухожилие, которое стянулось и высохло тридцать лет тому назад, вдруг размякло и стало подавать признаки жизни.
Пробудившись, Милли стала бредить только стариком Нагимом. Срочно на поиски верблюдовода снарядили легковую машину. После этого она не отставала от Нагима ни на волосок. Спустя семь дней забросила палку и приятно озадачила сим фактом жителей вагончиков.
Потом она возле своих компаньонов долго не задержалась. В один из дней, когда появился Нагим, уединенно живший возле колодца, она пошла за ним вслед. В другой раз она объявила: «Пила козье сырое молоко. Отличные целебные свойства. Я насчитывала тридцать две морщины. Сейчас из них осталось только шесть…». В следующую встречу: «О, сафари! Кушала настоящие сливки — вот вам и все калории…», — восхищалась она, помолодевшая и душой, и телом…
А на вопросы своих спутников: как же наука? Как же ящерица с удивительно ветвистыми усами? Она отвечала: «Нашла! Я нашла то, что искала всю мою жизнь!».
Кто его знает, что она этим имела ввиду?..
Устрашившись громадья стратегии Джонсона, некоторые зарубежные партнеры, угодничая и заискивая, вошли в состав учредителей под пять-семь процентов. Миллиарды долларов, схороненные в чреве банков, разверзлись ливнем. Завершалось и возведение грандиозного комплекса на площади размахом с конный ипподром. Черные трубы, пугающие одним своим жерлом, грозя поглотить все четыре стороны света, день изо дня опережая друг друга, наращивали свое гигантское тулово. Бурильный станок подпирающей небо нефтевышки, прибуксированной тремя великанами-тракторами, и день, и ночь все глубже и глубже вгрызался в земную твердь…
— Миновали границу пяти тысяч метров, — летела по миру восторженная новость.
— Достигли шести тысяч метров, — ласкало радужной молвой слух каждого.
— Покорили межевой рубеж семи тысяч! — какой замечательный информационный повод для торжества.
— На глубине восьми тысяч ожидали фонтан нефти. И грандиозный комплекс, и гигантские трубы, распростершие на четыре стороны света свои объятия, неусыпно ждали того часа, когда станут свидетелями и участниками великого события.
— Прошли девять тысяч метров. Пошла грунтовая каша, — тревожное сообщение нагнетало страх на партнеров, вложивших большие деньги.
— Копайте!
— Глубже!
— Бурите! — разрывался истошный голос, готовый пробить небо.
— Погрузились на глубину четырнадцати тысяч метров. Нет даже влаги. Пять алмазных наконечников остались в недрах земли. Каждый стоимостью в миллион долларов. Достать не представляется возможным, — траурная весть моментально облетела земной шар.
Джонсон и его смуглолицый с серповидным носом напарник, испуганные до смерти, прослышали, что в Доссоре проживает знаменитый ясновидец. Он может погадать на камешках, раскрыть тайну, которая ему только одному ведома. Приспели к заутрене ясновидца, который до зари совершил омовение и склонился в благоверном намазе. Они тут же рухнули ниц.
Благородного склада, в высокой чалме, он и не спросил пришельцев, зачем пожаловали. Посидел молча, перебирая свою длинную бороду и, как гласит молва, дескать, сказал: «Вы заложили свою душу дьяволу, дети мои… Заслужили кары нашей Матери-Земли. Возврата в прошлое нет. Отправляйтесь лучше обратно с тем, с чем пожаловали…».
Жаворонок, подставляя свой маленький, точно крохотные ножницы, клювик мимолетному суховею, и по сей день садится на макушку той вышки. И говорят, под ней с закоптелым помятым ведерком паренек все по-прежнему ходит за земным маслом.
