Продолжение. Начало в №№123, 132, 135, 2014 г., №82, 2015 г.
Отец его, всю жизнь воюя, рано отдал богу душу. Мать он лелеял, защищая от невзгод и трудностей. Умерли собственной смертью.
Мужской род Судака… Всем до одного переломали хребты. Оборвали поясницу. Трупы возвышались холмами. До тла был спален огнем город. Князь и тогда не склонил головы. Надменно выжидал. Горделиво важничал. Даже вызвал его симпатию. Многого стоит, когда перед тобой несгибаемый враг. Продай он свой народ, спасая себя, открой своими руками ворота, — все равно бы не остался жив. Представительный был с виду князь. Смотрел в упор, вызывающе, дескать, делай, что умеешь. Держался до последнего. Умерла его жена годом раньше. Подавленный горем, еще не оправился от трагедии. И он подумал, какая же кара достойна князя-вдовца. Перебрал медно-рыжую бороду. Уважил его мужество. Не хотел ломать ему хребет. Отпустил бы живым. Но как же быть с платой за заживо свареных ноянов, гибелью храброго воинства? Уйдут неотмщенными жертвами? Князь состарился, теперь ему, поди, не до бабы. Отпустите его, охолостив как старого мерина. Пусть отныне кличут его евнухом. Будет уроком и для русских князей, кто из кожи вон лезет выставить себя…
Да уж, сладкое озеро — Секер, да уж. Красивое, что изумруд на ладони. Из-за одного мыса, волновавшегося шелковой гладью озера, выскальзывала словно перышко золотая лодчонка. Позже, когда красна девица и краса озера — лебедь лили горькие слезы… Лодка перевернулась, и девушка (не умеющая плавать, захлебнувшись) утонула. Говорили, что единственную дочь сановника положили в земное лоно в золотой лодчонке… И людская молва зародила в нем мысль.
Дайте мне только пробудиться!..
* * *
Сказывают, тысячу тарпанов, разметав хвосты и гривы, несутся безудержно в тысячу окраин света…
Это же родной Каракорум, это же отчий кров. Почему нет вестей от Кулагу, повернувшего коней на Миср ? Где этот каллиграф с гибкими пальцами? Отчего ему не подготовить добродетельного привета, который мы отправили Субедею? Что же он там наказал написать на шелку, скрепленном его рдяной печатью? «Веря в крепость духа твоего, я дал тебе владения от восхода солнца и до его заката. Всякого, кто подчинится воле твоей и даст клятву верности, одари его жизнью. Облагодетельствуй своей милостью. Но всякого, от кого веет холодным сумраком супротив тебя, — наказание будет одно. Своими руками заверши его долю и участь земную. Снаряди во владения Небесного Тенгри», — напутствовал-де он выразительно. В трудную минуту он станет ему опорой. Поднесите мою рдяную печать! Поставлю тамгу на вечные времена! Принесите, срочно, принеси!..
Так это коварный Мухаммед, которого подвластный народ величает Хорезмшахом. Что ж он убегает в Афганские горы как побитая собака? Вот-вот, подобной толпой отступал он, когда на его правоверную армию, оборонявшую Самарканд с Бухарой, содрогая землю, пошли в наступление двадцать разъяренных слонов. Нет-нет, подался, вроде, в Персию. Однако признают ли они его теперь правителем? Совсем потерял рассудок. Ведь говорили, что он, не выдержав натиска туменов Субедея, исчез бесследно, оставив только пыль за собой? Поселился на маленьком острове, затерявшемся в центре пустынного Хазарского моря. В конце концов, нашел свою смерть от змеи. Ходили слухи, что кости его растащили морские тюлени. Неужели вновь ожил? Нагоните его на сменных двух лошадях. Закуйте ноги в колодки. Лучше стать шахидом на твердой земле, чем умирать на безмолвных волнах. Пусть это будет ему последней поблажкой.
Что тут делает Борте в хаосе погони? Смуглое лицо ее окрыляет улыбка. Невеста его, сосватанная при жизни отца Есугей багатура, готова переступить порог их бедного жилища. С той поры сколько снежных зим миновало. По волосам ее тоже пробежал белый иней. Разве краса женщины не зависит от времени? Чудно как-то стоит. Смущенно наклонилась в легком поклоне. Э, да она держит в руках шубу, сшитую из меха черной куньи. Говаривала, что своими руками скроила и сшила для будущего суженого. До сего дня носит с собой свой длиннополый тяжелый подарок что ли? Для него, юного в то время, он был настоящим богатством, чуть ли не милостью Неба. Спустя годы его величие затмевало Луну, стал именоваться Властелином мира. Ему под ноги бросили самоцветные камни, горы золота и серебра. Неописуемой красоты дворцы и бесчисленные народы с готовностью склонили головы перед его могуществом. Но показалось ли все вместе взятое лучше той куньей шубы, которая в непогоду согревала его вдвоем с матерью в неприглядной бедной лачужке? Нет. Бесчетное, случайное богатство в его зрелой жизни, оказалось, не стоило того малого золотничка добра, которое он видел в своей нищей, полуголодной юности. Где же этот каллиграф с гибкими пальцами? Разве это не из бремени того, что назидают потомкам? Отчего же не пометит.
Бесконечной вереницей идущие вслед друг другу. Пропадают в белесом мареве и снова выходят. Правознавец этот со стриженой черной бородой из каких сторон держит путь, а тот юркий, с воробьиным шагом, чьим послом будет, откуда занесло молодого вельможу со слоеным подбородком… Подите, не приближайтесь, подите прочь! Куда бы еще ни шло принять бесценного свата или бывалого друга. О, Всевидящее око, неужели это русская красавица Ольга? Ведь, жива. И не сочтена была доля ее божья. Умерла бы, то не вернулась?! Как жестоко его обманули. Душонки всех скользких лгунов и пройдох надо загнать в яичную скорлупу. Скучают они по сырому зиндану в сорок обхватов.
Высокая и гибкая, словно ивушка. Из глаз ее нежно-небесных струится несказанный свет. Золотистые локоны ласкает и треплет легкий ветерок. Чуть подается вперед. Протягивает руки. Дай подержать твои лилейные пальцы. Упокоить томление мое. Шевелит губами, но почему не слышно голоса? Говори же! Ну, скажи что-нибудь. Чтобы я внял…
В кои же времена Ольга явила свою красоту в Каракорум? Счастливое время ускользает словно увиденный сон. Перед рассветом.
Галичский князь Юрий Алексеевич собрался в дорогу в надежде самолично подать руку кагану, поделиться негласными планами, думал, полюбовно примет, — станут братьями, вкусят от щедрот его. Благополучно оставив позади шесть месяцев нелегкого пути, прибыл с дарами и преподношениями. Всего-навсего малая дружина с созвездием плеяд. Принял он его с полагающимися почестями. Водрузил отдельный шатер для дружины. Самому князю поставил шестикрылую белую юрту. Чингисхан открыт каждому, кто пришел с чистой совестью, и не просто склонив голову, а сверх того, — желая быть побратимом. Объятия его широки, а помыслы высоки.
Юрий Алексеевич стал названым братом, принял клятву на верность. Пораздавал подарки. Ой, боже! Да разве для него, сторонящегося обманчивого мирского богатства, в невидальщину разноцветные тугие тюки? Благоволил лишь знаком. Единственное, его взору приглянулась высокая и гибкая, словно ивушка, красавица Ольга. Тихо улыбаясь, засмотрелась на него и сестра князя нежно-небесными глазами.
Золотые локоны волос… Обычно непоколебимый, если даже земля уйдет из-под ног, он поднялся с места и протянул ей руку. Заволновалась тогда малая, с созвездие плеяд, дружина князя, возгордилась…
Не мог доверить завистницам, исподтишка копающим друг под друга. И потому красавицу передал под опеку старшей жены Борте. Сроднила их буйная ночь, оплатив все сполна своей жаркой взаимной любовью. Лишь было одно сожаление, что не встретилась в его молодую пору. Не успела подарить наследника. И не сказать, что другого рода-племени, не было изьяна в ее светлом образе…
В одну из ночей высокая и гибкая, словно ивушка, красавица исчезла. Ни Борте, никто другой посторонний ее не видел. Тогда он чуть было не перебил свой дозорный караул, к которому комар носа не подточит. Своих наложниц чуть всех не попривязывал к хвостам лошадей. От его страданий и воплей падал тальник и гнулась трава, ломался тополь и изнывала земля-матушка. Поставил кругом заслоны, обходил все горы и тропы. Прочесал все леса и овраги. Исчезла бесследно. То ли джин обуял? То ли пери унесла? И не было повода сказать, что убежала в родные края. Ибо и конь не доскачет, избив копыта, падет по дороге. Даже птица и зверь не всяк посмеет достичь. Сказать, что великий каган стал не мил… Да об этом и подумать-то немыслимо! Какие только прелестницы и принцессы со всех концов света не могут прикоснуться даже к тени его. Всех их растопил в руках, растворил в объятиях. Кого он упомнит. Однако, русская ладушка… Неужто ее чары будут восторгать его до скончания века?
Был период между щербатой старой Луной и новоиспеченным месяцем. Черную весть спешно доставили криком кричащие всадники. В далекой горной теснине нашлись останки княжьей сестры. Золотые локоны ласкал ветерок, говорят. По ним и узнали. То ли волк задрал? То ли медведь полакомился? Одни косточки белеют. Что тут началось. Тем, кто сказал, что бес попутал, отрезал языки. Заставил истребить, преследуя всю волчью масть. Медведей поуменьшал вплоть до детенышей. Во время погребения срезал золотистый локон. Передал на тайное хранение. С той поры занемог. Никого не видит, бродит в думах своих как неприкаянный. Печаль, она тоже, если ее не излить, затвердевает внутри камнем, оказывается…
Жива, стало быть. Знать, не закончились дни ее под солнцем. Так жестоко его обманули. Если бы умерла, то разве бы воскресла? Подойди, присядь же рядом. Упокой томление мое. Почему тянешь руки с порога? Хочешь, чтобы я пошел за тобой? Пошел бы, но колеблется мир, взирая на меня. Не могу его так оставить.
Где же этот баян-летописец? Еще многое ему надо поведать. Назиданий и наказов немало.
Не ставьте богатство превыше всего. Оно породит в вас ненасытность. Поселит ядовитую зеленую зависть. Отсюда начнутся ваши беды.
Какую пользу они получили, оттого что были падки как Субедей багатур на мусульманское, Мукулай — на китайское снаряжение, шелка и посуду? Отдаляются от традиций и ремесел предков. Ужели вы, мое волчье племя, не родились на свет от монгольских матерей нагишом? Какой скарб вы собираетесь нести на тот свет? Почему вы меня не видите? Живу ли я в роскоши? Набросил ли на плечи чужую одежду? Взял ли в руки ими кованый меч? Был ли я рабом своих страстей? Нет! Вы же и сами видели.
Если и далее так пойдет, то вас скоро примут в объятия другие народы. Отречетесь от Небесного Тенгри. Забудете родную речь, положенную в основу нового мироустройства. Научитесь лаять гнусавым алабаем на разных языках. Кто вы тогда и откуда пришли?
Дети мои, в каких дальних землях не были бы вы, держитесь священной звезды Каракорума. Да не останется сиротой гора предков Бурхан-Халдун. Да не понесет мимо вас свои воды мать-река Онон. Там незыблемо качается золотая колыбель ваша.
* * *
Сказывают, тысячу тарпанов, разметав хвосты и гривы, несутся очертя голову в тысячу окраин света…
Медленно поспешая в раскорячку, паук старательно расставляет сеть. С завидной ловкостью соединяет две сухие ветки. Но это же хребет горы Бурхан-Халдун. Паукам что здесь делать?! В детстве было их много. Шел, бывало, за овцами. Кидая камень, он разрывал эти шелковые путы, занавесившие все вокруг, в пух и прах. Посмотрите-ка, как торопится? А расстояние между ветками какое огромное! А паутина-то, какая крепкая. Ну, прямо, как волосяной аркан. Наверное, и конь на скаку не разорвет всей грудью. Как на грех, и под рукой-то ничего нет.
Что же это за назойливое жужжание? Режет слух. Кто же такой отчаянный? Это всего лишь маленькая муха. Запуталась в паучьей сети. Звенит во всю мочь. Пытается вырваться. Укрывшийся за ветками паук поспешает, расставляя кривые ноги. От радости глаза таращит. Шелковой своей нитью опутывает. Маленькая муха, попавшая в плен, сопротивляется из последних сил.
Перед великим походом пригласил своего прорицателя. Понудил смотреть на Луну. Проследить ход звезд. Прорицатель в чапане до самых пят, прикрыв один глаз, призадумался. Наконец, промолвил: «Вижу, вторгаетесь в две большие страны, чтобы подчинить своей воле». Однако еще не подошло время, говорит верхний мир. На пути вашем стоят прочные препятствия. Одна — непроходимый водный поток, другая — непреодолимая каменная крепость. Существует стародавний ваш кровный враг. Первым делом уничтожьте его. Овладейте его достоянием. Вслед за тем вам откроется широкая дорога. Небесный Тенгри сулит вам покровительство…».
Пригладив медно-рыжую бороду, он впал в раздумье. Стародавний враг. Это — Тангутское государство. Его давней целью был Китай, широко расселившийся за Великой стеной. Страна разделена на два больших лоскута, называемых Северная Цзинь и Южная Сун. Иногда ссорятся, иногда мирятся. Особенно точил он зубы на Северную Цзинь. Так как во времена каганатов они лукаво погубили монгольских ханов Кабула и Катыла. Пора бы безграничное плутовство такое пресечь. Хоть бы чем-то выказали свои тайные помыслы. Без объявления войны. В открытую атаку не бросились. Внимание вождей соседних кочевых племен отвлекли. Рулоны своих шелков развернули. Чудо-оружие, стреляющее от серы, показали. Звенящие бусы и сияющую посуду из фарфора подарили. После подобных щедрот и негаданных красот степная вольница разгулялась. Воодушевился поголовно и впал в беспамятство народ. С наступлением темноты соседи протянули когтистую лапу. Ястребом истребили и разорвали в клочья. Сыновей сделали рабами, поотрезав уши. Дочерей сделали наложницами, поотсекав косы. Народ потом полвека не мог в себя прийти.
Только при хане Амбагае племена восстановили свою былую силу. Державший ухо востро император Цзинь, ожидая в любое время подвоха или мщения, заново заключил союз с каганом северных кочевых племен. Закрепили объятиями и рукопожатиями. Однако началась кровавая распря. Страна была истерзана. Племена откочевывали в дальние края. В продолжительном противостоянии хан Амбагай был захвачен. Превратился в пленника. Его передали китайскому императору. Бросили в глубокий, в сорок обхватов зиндан. Каждый день от его тела отрезали кусок мяса. Выкололи глаза. Вырвали язык. В жестоких мучениях он умер.
Старая быль застыла в сердце великого кагана твердым камнем. Население Китая было многочисленным. Хорошо вооруженные войска, наличие крепостей. Но было и не без слабых мест. Наступило время набросить петлю на шею. Был выбран подходящий момент.
Слово прорицателя оказалось верным. Что же рассказали его тайные лазутчики, излазавшие страну тангутов вдоль и поперек? Вдоль берега реки Хуанхэ они процветают, донесли так. Их хан, подражая китайским императорам, стал волосы скреплять в пучок над головой. Носить плетеный колпак. С утра до ночи не покидает он золотого трона, установленного в деревянном дворце. Жены утопают в шелках, украшаются всевозможными бусами, умащаются благовониями. Население ковыряется в земле. Радо тому, что набивает брюхо несытными зелеными хрустяшками да бесполезными красными хлюпяшками.
Войско стоит на западной стороне. Видны в разных местах огнедышащие жерла. Китай, вероятно, постарался поставить тангутов на пути подступа опасных врагов. Чтобы приняли удар на себя. Иначе, какой смысл поддерживать инородный, не единокровный народ?
(Продолжение следует)
Рахимжан Отарбаев,
лауреат Международной премии имени
Чингиза Айтматова
