Ермухан Бекмаханович Бекмаханов (1915-1966) — первый в Казахстане и Средней Азии доктор исторических наук. Родился в 1915 году в Баянаульском районе Павлодарской области в семье кочевника-бедняка. В 1921 году лишился отца. Окончив семилетку, он в 1932 году поступает на годичные курсы по подготовке для поступления в вуз г. Семей, а в 1933 году по разнарядке Наркомпроса поступает вначале в Тамбовский, затем в Воронежский педагогический институт.
Он много и жадно читал. Уже будучи студентом, Е. Бекмаханов приобрел не только широкую эрудицию, но и глубину познаний, далеко выходившую за пределы программных требований высшей школы.
В 1937 году, окончив Воронежский педагогический институт, Ермухан Бекмаханов был направлен Народным комиссариатом просвещения РСФСР на работу в Казахстан. Первоначально он работал учителем истории в средней школе №28 г. Алма-Аты, затем научным сотрудником, а позже директором научно-исследовательского института педагогики (ныне НИИ педагогических наук имени И. Алтынсарина) при Наркомате просвещения Казахской ССР.
В конце 1941 года в Алма-Ату была эвакуирована значительная группа московских и ленинградских историков во главе с членом-корреспондентом АН СССР Анной Михайловной Панкратовой (с 1953 года — академик). В нее входили десять высококвалифицированных специалистов. Пятеро из них, занимавшихся до этого Казахстаном, изъявили желание подготовить вместе с местными учеными «Историю Казахской ССР» — книгу, которая, оказывается, уже значилась в планах Наркомпроса республики. 26-летнему координатору его, Ермухану Бекмаханову, делавшему все для того, чтобы создатели этого труда как можно ближе познакомились с жизнью и культурой его народа, было доверено написать главу о национально-освободительном движении казахов 1837-1848 годов под руководством султана Кенесары Касымова против колониальной политики царизма. Не прошло и двух лет, как в июне 1943 года, к моменту возвращения москвичей домой этот самый том «Истории Казахской ССР» вышел из печати, и несколько экземпляров его Бекмаханов успел привезти прямо к уходящему поезду. Все были счастливы — то был конкретный, реально ощутимый результат, сотворенный ими в рекордно короткий срок работы. Все были горды — это был первый в СССР опыт создания сводной, систематизированной истории национальной республики. Замечательное начинание это было решено отметить Сталинской премией, а начинающий свой путь в науке Ермухан Бекмаханов разработал написанную им главу о движении Кенесары в отдельное монографическое исследование и на его основе тогда же в Институте истории Академии наук СССР защитил кандидатскую диссертацию.
Однако высшей награды страны создатели «Истории Казахской ССР» не получили. На втором заседании Комитета по премиям один из профессоров оценил книгу как антирусскую, поскольку в ней будто бы идеализировалось национально-освободительное движение против царских властей. Идеализации у Бекмаханова не было, а выступление против российского самодержавия не есть борьба против русского народа. Идеологическое передергивание вступало в противоречие с логикой, и не только в случае с Казахстаном. Те же обвинения были предъявлены грузинам, азербайджанцам и башкирам, взявшимся написать историю своих народов. И по настоянию Анны Михайловны Панкратовой в Москве прошло несколько совещаний, где на примере казахстанской монографии обсуждался вопрос колониальной политики царизма и местных антиколониальных движений. На одном из них в присутствии Жданова, Маленкова и Щербакова критика в адрес создателей «Истории Казахской ССР» и Бекмаханова, в частности, прозвучала вновь. ЦК компартии республики принял решение о новой редакции книги, а автор злополучной четвертой главы превратился в объект общественного порицания и обличительных выпадов в печати.
Несмотря на препятствия, Ермухан Бекмаханов развивает поднятую им тему, придает ей форму диссертации под названием «Казахстан в 20-40-е годы XIX века» и с блеском защищает ее в Москве. Теперь он — первый как в нашей республике, так и во всей Средней Азии доктор исторических наук, благодаря чему его назначают заместителем директора новообразованного Института истории, археологии и этнографии только что открывшейся Академии наук Казахской ССР. Защита проходила в октябре 1946 года в огромном зале Института истории Академии наук СССР на Волхонке. В зале присутствовали болеющие за Бекмаханова москвичи и казахстанцы — Бауржан Момышулы, Каныш Сатпаев, Малик Габдуллин, Карим Мынбаев и другие. Вопросы, ответы, споры, полемика. И, в конечном счете — все «за», исключая один голос. Растроганный Каныш Имантаевич финансирует дастархан для московских ученых. Казалось бы, вот он, триумфальный взлет молодого дарования, вот оно, заслуженное признание! Казалось, чего бы не радоваться? Но, увы! Кто-то из коллег не может перенести его блистательного и скорого успеха. Ведь Е. Бекмаханов теперь автор первого печатного труда о судьбах своего народа, первый казахский историк, удостоенный докторского звания. Кто-то не согласен с его выкладками и доводами. Кто-то не хочет поверить, что всего за какие-то три года этот тридцатилетний умник сделал докторскую. Да, сделал! И это было огромное исследование истории очень сложного для Казахстана периода. Большой, внушительный, в семьсот с лишним машинописных страниц труд, определяющий магистральные направления встающей на ноги исторической науки республики.
В это время и Москва меняет свое отношение к национально-освободительным движениям на окраинах царской империи. Чем больше обострялась «холодная война», начатая против СССР бывшими союзниками — тем громче озвучивалась концепция добровольного присоединения «малых народов» к России и прогрессивных последствий этих актов. Требовалось приглушить тему экспансии. Колониальная политика царизма отходила на второй план, любые выступления против нее считались реакционными. Особенно досталось его монографии «Казахстан в 20-40-е годы XIX века», где рассматривались взаимоотношения казахов с царской Россией и среднеазиатскими ханствами, а также историческая обстановка, породившая национально-освободительное движение Кенесары Касымова. Не помогла высокая, убедительно аргументированная оценка ведущих историков страны Панкратовой и Грекова, а также входивших с ними в группу создателей «Истории Казахской ССР» Дружинина, Вахрушина, Вяткина, Кучкина и других, высказанная на специально организованном в феврале 1948 года большом диспуте с присутствием членов ЦК ВКП(б). Все шло согласно веянию времени. Цепь одиозных партийных постановлений 1946 года, начатая с разгрома журналов «Звезда» и «Ленинград», открыла путь новой волне политических репрессий против интеллигенции. Нападки на Бекмаханова становились все настойчивее и упорнее. Противники, а это была целая группа казахстанских историков, старались доказать, что в его лице мы имеем буржуазного националиста, и книга его оказывает вредное влияние как с научной, так и с политической точки зрения. А с появлением в декабре 1950 года в «Правде» статьи Тлеукажи Шоинбаева, Хадичи Айдаровой и Александра Якунина «За марксистское освещение вопросов истории Казахстана» и выпуском брошюры Шоинбаева «Против националистических извращений в освещении реакционного феодально-монархического движения Кенесары Касымова» началась широкая всереспубликанская кампания по их «изучению». На партийных собраниях, ученых советах, вузовских кафедрах, школьных педсоветах, районных собраниях интеллигенции и комсомольского актива шло бичевание Ермухана Бекмаханова. И как пик всей этой эпопеи — пятидневная дискуссия в переполненном зале родного академического института. Не дискуссия даже, а судилище. По уровню научного анализа, своим оценкам и выводам участники дискуссии делились на несколько групп. Первая та, что охаивала книгу. Эти люди не всегда опирались на глубокое знание проблемы и научную аргументацию, а больше употребляли ходовые в то время ярлыки — «национализм», «меньшевизм», «донкихотство» и т.д. Жонглировали цитатами классиков марксизма-ленинизма и, в первую очередь, живого тогда Сталина, пристегивая их к любому вопросу без учета конкретной исторической ситуации. Решительно выступали они против концептуальных положений Бекмаханова и заключали свои речи скоропалительными выводами. (Т.Ж. Шоинбаев, С.Е. Толыбеков, М.В. Жизневский, М.Б. Аманжолов). Вторая группа ее участников (И.У. Будовниц, А.М. Жиренчин, Е.Д. Дильмухамедов), наоборот, хвалила книгу, не замечая ее явных недостатков. А третья (А.Н. Нусупбеков, Т.Е. Елеуов, Х.М. Адильгереев, Б. Аспандияров, Т.А. Культелеев и другие) отличалась аналитическим подходом к монографии Бекмаханова. Выступления были яростными и горячими. Одни отстаивали истину, другие демонстрировали приверженность к сущей власти и ее настроениям. Какие-то замечания были дельными, для науки полезными, какие-то — для красного словца. Ясно было одно: 20-40-е годы XIX века — один из сложнейших узлов истории казахского народа, и распутал его Бекмаханов (и именно так показало время) совершенно объективно. Эту-то объективность он и отстаивал до конца. «На пути больших и трудных исканий, — сказал он в заключительном слове, — могли быть промахи и недостатки. Тем более что среди моих коллег — историков-казахов — мне выпала честь первым, набравшись смелости, пробежать марафонскую дистанцию по очень сложному и запутанному вопросу. Худо ли, хорошо ли — этот бег был завершен». Дальше последовала фраза: «Мне думается, что это не последний суд моей книги». В словах этих таилась уверенность ученого в открытой, аргументированной и справедливой оценке его монографии. Но этого не случилось.
Борьба вокруг книги набрала новые обороты. Только теперь говорили уже не о ней, а о самом Бекмаханове, приписывая ему один за другим политические и идеологические грехи.
Дело в том, что советская историческая наука всегда была подвластна строгому административно-партийному режиму центра, должна была развиваться лишь под диктовку и в угоду его идеологического догмата. Любое отклонение от курса КПСС в сторону научной объективности подвергалось остракизму. Карательная система и меры наказания создавались десятилетиями сталинской диктатуры. Это — запрещение «проштрафившимся» заниматься творческой работой, приклеивание политических ярлыков, тюрьмы и ссылки по разряду «врага народа».
Таким образом историческая наука постепенно теряла своих талантливых представителей и пополнялась ее советскими, партийными фальсификаторами. Именно в такой тяжелой обстановке пришлось жить и работать Е.Б. Бекмаханову и в полной мере испить чашу горечи времен культа личности Сталина. Постоянная травля, изгнание из столища, наконец, арест и ссылка — вот в каких условиях писались его труды. Все это требовало большого мужества и огромного морально-физического напряжения, что не могло не подорвать и без того слабое здоровье Бекмаханова (у него были больные легкие).
Судьба Бекмаханова поучительна как судьба не только отдельной личности, она отражает эпоху, в которой создавалась историческая наука, то есть имеет значение как часть истории исторической науки Казахстана.
Е. Бекмаханова обвиняли в буржуазном национализме и антисоветской пропаганде. Говорили, что он не внес ничего нового и вообще все списал. «В 1947 году в Москве, — читаем мы в воспоминаниях одного из авторов «Истории Казахской ССР», академика Дружинина, — было получено заявление, обвинявшее диссертанта Бекмаханова в систематическом плагиате. Утверждалось, что его новая монография «Казахстан в 20-40-е годы XIX века» — не самостоятельный труд, а изложение неопубликованной рукописи умершего историка Рязанова. Мне было предложено Институтом истории СССР внимательно сличить тексты сочинения Рязанова и книги Бекмаханова. Было очень нетрудно показать полную необоснованность выдвинутого обвинения. И структура обеих работ, и привлеченный фактический материал, и методы его обработки, и общие выводы были совершенно различными и не давали никакого основания обвинять автора диссертации в каком-либо заимствовании. Тем не менее, нападки на Бекмаханова становились все настойчивее и упорнее. Противники старались доказать, что в его лице мы имеем буржуазного националиста, и что книга эта оказывает вредное влияние с научной и политической точки зрения. Бекмаханову нужно было проявить большую стойкость и энергию, чтобы дать отпор несправедливым обвинениям. Он неоднократно приезжал в Москву, и всякий раз ему удавалось защитить свою основную точку зрения».
Никакого плагиата у Бекмаханова не могло быть и в помине. Это был оригинальный научный труд, основанный на изучении огромного документально-исторического материала и поднимающий никем еще не тронутые пласты. Работая в архивах Москвы, Ленинграда, Алма-Аты, Чкалова, Ташкента, Бекмаханов рассмотрел возглавленное Кенесары движение на широком социально-экономическом фоне, связав его со стремлением решить усложняющуюся земельную проблему, урегулировать межродовые распри казахов путем создания централизованного феодального государства.
Четыре года до ареста были для Бекмаханова очень тяжелыми. У него отобрали все степени, исключили из партии, но он не опустил руки. Это был удивительно собранный и убежденный человек. После смерти Сталина он написал из лагеря заявление на имя Хрущева, где говорил, что концепция прогрессивности движения Кенесары, за которую ему присудили 25 лет, была официально признана руководством ЦК КП Казахстана. А это значит, что правота была и осталась за ним, автором исторических трудов. «И когда на бюро ЦК, — продолжал он, — министр внутренних дел республики назвал меня националистом и врагом народа, я возмутился и ответил ему: «Никогда националистом я не был, и на этот путь никто меня не столкнет». Это было действительно так, потому что Бекмаханов по природе своей не мог быть националистом, он писал объективную историю. Как видим, даже находясь в лагере, в невероятно тяжелых условиях, он не отказывался от своих жизненных и научных принципов. Без каких-либо реверансов прошлым и бытующим властям, русскому или казахскому народу. На высоком, достойном уровне поднял множество очень важных политических, экономических, культурных вопросов, проясняющих и укрепляющих многолетние связи Казахстана с Россией.
И все эти годы ежечасно был готов к тому, что его могут забрать. Понимая это, москвичи все время пытались помочь ему. К этому тревожному периоду относится письмо Панкратовой к куратору по линии ЦК КП(б) Казахстана, а затем и главному редактору новой редакции «Истории Казахской ССР» и секретарю ЦК по пропаганде и агитации Ильясу Омарову, датированное октябрем 1949 года. Пытаясь хоть как-то оградить Ермухана от очередного витка травли, она писала: «Читали ли вы в «Вопросах истории» рецензию товарища Кима? На мой взгляд, она свидетельствует о том, что среди ряда историков существует стремление ухудшить историю казахского народа вопреки исторической правде. Я совершенно не понимаю, почему грузинские цари или узбекские ханы могут считаться при аналогичных исторических условиях прогрессивными деятелями, а казахи должны чернить Аблая или Кенесары Касымова? Я ни в коем случае не могу встать на этот антиисторический путь оценки виднейших деятелей казахской истории. Тем более что так называемые критики не подтверждают свои выводы решительно никакими документами и фактами».
— Такое письмо в те времена было смелостью даже для главного историка страны, коим была Панкратова.
Из воспоминаний жены Е. Бекмаханова Халимы Адамовны Бекмухамедовой: «Она вообще очень много сделала для Ермухана. Недаром он считал ее своей второй матерью. В том, что она была действительно таковой, я убедилась, когда ему присудили 25 лет. После приговора я была в совершенной растерянности и не знала, куда деваться. Мама, дети, лишение работы, несправедливость наказания мужа… И я решила поехать в Москву к Анне Михайловне. Боже, как она меня приняла! И это несмотря на то, что я перешла теперь в разряд жен «врагов народа», и одно общение со мной было более чем опасно. Но она меня приютила, обогрела, как могла, так успокоила и пообещала при первой же возможности похлопотать за Ермухана. Надежды на это было мало, потому что она, к тому времени уже член ЦК ВКП(б), не имела права за кого-либо ходатайствовать. И, тем не менее, она сказала: «Если обстановка хоть чуть-чуть прояснится, я постараюсь вызволить его из беды. Никакой он не враг, он настоящий ученый со своим видением и своими принципами». И действительно, как только на смену Сталину пришел Хрущев, она сразу стала хлопотать. Стучалась во все двери, писала во все инстанции, обращалась к самому Хрущеву, чем и помогла Ермухану раньше всех высвободиться из заключения и получить реабилитацию. 16 февраля 1954 года его привезли из лагеря, находившегося под Бодайбо, в московскую Бутырку и в тот же день вручили справку о прекращении «Дела». Затем извинились за все случившееся и предложили поправить здоровье на курорте или в санатории. Но он отказался и тут же отправился к Анне Михайловне. Она приняла его по-матерински. Дала деньги и сказала: «Прежде чем ехать в Алма-Ату, ты должен хорошо одеться. У тебя есть враги, так пусть они не думают, что они тебя уничтожили». И он говорит: «Я поехал, купил себе ратиновое пальто, прекрасную шапку, отличные туфли. Но не хватило денег на шарф. Узнав об этом, Анна Михайловна тут же протянула несколько купюр: «Вот тебе, иди и купи! И рубашку тоже, и подарки детям!». И когда вчерашний лагерник вернулся домой и пришел в Академию, все были потрясены. Вот такая она была, Анна Михайловна! Когда она умерла, Ермухан, приехав из Москвы с похорон, сказал мне: «Я никогда в жизни, даже там, в неволе, не знал, что такое сердце. А вот во время прощания с Анной Михайловной понял, где оно находится».
В гостинице «Гранд-отель» московские ученые устроили банкет по случаю восстановления справедливости и освобождения Е. Бекмаханова.
Однако по возвращении в Алма-Ату бывшего профессора Бекмаханова нигде не принимали на работу, хотя в то время в Казахстане не было ни одного профессора истории. Жил он с семьей на частной квартире. Перенеся такой страшный удар, Е. Бекмаханов не прекратил научной работы и прежде всего исследования истории завершения присоединения Казахстана к России. Его новая монография в 800 с лишним машинописных страниц, написанная еще в 1951-1952 годах, была изъята при аресте. Ученый в течение года снова собирал материалы и интенсивно работал над новой монографией. Только в сентябре1955 г. он был принят на работу преподавателем Казахского университета. Только в1957 г. в издательстве АН СССР в Москве вышла новая монография Бекмаханова «Присоединение Казахстана к России», им была вторично защищена докторская диссертация. В1958 г. он стал заведовать кафедрой.
Со свойственными ему темпераментом и широтой новых замыслов приступил он к активной научно-педагогической работе. По инициативе Е. Бекмаханова на историческом факультете КазГУ была начата подготовка студентов по специализации «История Казахстана», открыта аспирантура и создан специализированный Ученый совет. Только самим Е. Бекмахановым за короткое время было подготовлено более двадцати кандидатов наук. Под руководством и по инициативе Е. Бекмаханова на кафедре развернулась большая научно-исследовательская работа: издание ученых записок, была начата работа по написанию вузовского учебника по истории Казахстана (в1963 г. был издан проспект учебника); в1959 г. он написал учебник по истории Казахстана для школ, неоднократно переиздававшийся в течение 30 лет; составлена «Хрестоматия по истории Казахской ССР» для школ; издал учебное пособие «Очерки истории Казахстана XIX в.».
Е. Бекмаханов пользовался огромным авторитетом ученого и борца, любовью и уважением сотен и тысяч простых людей, которыми был признан как самый популярный ученый-историк не только в Казахстане, но и далеко за его пределами. Был он также заботливым наставником молодежи. Заслуженным триумфом ученого явилось избрание его в1962 г. членом-корреспондентом республиканской академии. К сожалению, крупные таланты всегда имели и своих бездарных завистников. Разве не об этом говорит подлая травля больного ученого новой волной анонимных писем и заявлений в адрес различных правительственных и партийных инстанций и учреждений… Многие прогрессивные идеи Е. Бекмаханова, как преподавание истории Казахстана во всех учебных заведениях республики, создание учебников по истории Казахстана, начали осуществляться лишь в настоящее время.
Он, как и многие, находился на пути свободного выбора и мог взять любую тему для работы. Мог найти такую тему, которая обеспечила бы ему спокойную жизнь. Но не таков был Ермухан Бекмаханов. Он явился в историю не как искатель легкой жизни, а как исследователь исторической истины. И этим оставил о себе бессмертную память.
Алдар САРСЕНОВ,
доктор исторических наук,
профессор Атырауского государственного
университета им. Х. Досмухамедова
