Предостережение, но не наказание
Казахи воспитывали своих детей тремя основными понятиями — ұят болады, обал болады, жаман болады. Они являлись своего рода сводом этических норм поведения человека от младенчества до глубокой старости.
«Ұят болады» дословно значит «будет стыдно», то есть этого делать нельзя, это аморально и может привести к плохим последствиям. «Өлімнен ұят күшті» — говорили наши предки, то есть стыд сильнее смерти. Про любое действие, идущее вразрез с вековыми традициями народа, говорили «ұят», и оно являлось синонимом слов «ар», «намыс» («честь»), «жаным арымның садағасы» («лучше умереть, чем потерять честь»).
Словосочетание «жаман болады» («плохой знак») предостерегало от некоторых действий, которые сейчас или в будущем могут накликать беду. К примеру, девушкам говорилось «не распускай волосы», так как раньше женщины распускали волосы во время плача по умершему. «Обал болады» – подразумевало, что в жизни за все есть спрос, поэтому главная мысль здесь заключалась в понятии «не навреди». К примеру, не рви цветок, не разоряй гнездо, не бей животных и т.д.
Наши предки с древности относились к окружающей природе с большим трепетом, ценя все вокруг, вплоть до жизни насекомых и растений. А еще они не приветствовали излишество. В результате за века в народе сформировались десятки, сотни запретов, связанных с определенными действиями, знанием и пониманием, характерами и обычаями. Но все они в конце концов вошли в три емких словосчетания, составляющие своеобразный национальный кодекс чести — «жаман болады», «ұят болады», «обал болады».
К сожалению, сегодняшнее поколение не только утеряло значение слов, но и, как видим, искажает и даже пытается уничтожить нравственно-философское понятие – Ұят. Об этом говорит собеседник «ПК» кандидат философских наук, доцент Карагандинского государственного университета имени Букетова Айнаш Мустояпова.
— Каждый народ имеет ряд нравственных императивов, которые представляют собой многозначные понятия: от моральных ценностей до мировоззренческих категорий. Одним из таких понятий у казахов является «ұят», которое не может быть переведено просто как «стыд» или «совесть», в зависимости от контекста. Суть понятия «ұят» полнее раскрывается через сопоставление оседлый и кочевой образы жизни, как культуры вины-страха, с одной стороны, и культуры совести-стыда, с другой.
Оседлый мир воспитывал человека посредством страха наказания (порка, тюрьма и др.) и неизбежности наказания за грехи после смерти, в ином мире. Здесь – опора на греховность человека, которая априори признавалась как присущее ему качество. Страх наказания (на земле и на небесах) формировал сознание несвободы человека, вынужденное подчинение.
Кочевники же воспитывали человека, опираясь на его совесть и стыд. Совесть-стыд формировала внутреннюю самодисциплину и понимание человеком важности добровольного принятия единых правил во имя общего блага. Здесь опора – на стремление избежать позора перед собой и людьми. Кочевники не пугали будущим наказанием в ином мире, для них наказание заключалось уже в бесчестье человека и осуждении людьми здесь и сейчас.
В первом случае (в западной цивилизации) боязнь наказания извне, во втором (в восточной цивилизации) – наказание человеком самого себя. В первом случае происходил конфликт между наказуемым (провинившийся) и наказываемым (отец, учитель, суд, Бог), во втором – внутренний конфликт между поступком человека и его пониманием о допустимом и недопустимом.
Как следствие, при воспитании на страхе человек будет стремиться избежать этого наказания, скрыв или попытавшись откупиться (деньгами, исповедью). Воспитание же на стыде-совести исключает возможность избавиться от наказания, ведь себя не обманешь. Посредством ұят формировался и внутренний судья, и понимание того, какие помыслы-поступки приводят к стыду.
Отсюда такая поразительная наивность и честность казахов, открытость, доверие и верность взятому обязательству, которые поражали путешественников. Человек в степи рос в чистоте помыслов, а не под угрозой наказания, ведь ему с детства объясняли, что, преступив некие нормы, он не сможет оставаться прежним, потому что ұят – это то, что разрушает человека изнутри, и это страшнее, чем физическое наказание.
Культура вины – это обвинение и наказание за уже совершенный поступок. А культура стыда – это предостережение от совершения предосудительного поступка. Неслучайно казахи не грозят физическим наказанием (тюрьма, горение в аду), а предостерегают от того, что есть самое страшное, а именно «ұят болады».
— Мне кажется, в нашем обществе из-за подмены понятия «ұят» принижается его истинное значение.
— Да, понятие «ұят» с недавнего времени навязчиво наделяется негативной семантикой. Для подрыва его исконной сущности сарказмом формируется пренебрежительное и даже вульгарное к нему отношение. Теперь понятие «ұят» стали использовать для того, чтобы, к примеру, заставить женщину вернуться к мужу, который ее избивает. Мол, надо, простить, иначе «ұят болады». Плохо, что такое возвращение пытаются объяснить традицией. Между тем в Степи абьюзер уже получил бы наказание от братьев жены, а его семья лишилась бы поддержки ее рода. В социальных отношениях всегда существовало противодействие против беззакония, насилия. Когда родители или старики говорят: «Ұят болады», они имеют в виду некий кодекс чести, складывающийся из многих составляющих: от этикета, речи, серьезных поступков до выбора жизненного пути, отношения к людям, жизни и миру. Они вкладывают в это выражение не столько запрет, сколько предупреждение, предостережение, напоминания о том, что может иметь разрушительные для человека последствия.