В Атырау побывал известный казахстанский экономист, директор бизнес-школы при алматинском вузе — UIB (University International Business — Университет Международного бизнеса) Максат Халык. На этот раз он приехал для организации мастер-класса в сфере маркетинга и бизнес-процессов для топ-менеджеров нефтегазовых компаний.
Мы со своей стороны попросили его поделиться с читателями с оценкой экономической ситуации в стране, с тенденцией подорожания товаров и услуг, инфляционными ожиданиями и т.д.
- Максат, что вы можете сказать по поводу состояния национальной валюты? Какую оценку вы, как эксперт, дали бы нынешнему положению тенге, его устойчивости или наоборот?
— Конечно, наша национальная валюта девальвировалась. Если взять ее истоки с ноября 1993 года, тогда курс равнялся 4 тенге за один доллар, а сейчас за доллар дают 430 тенге. Следовательно, можно проследить, как за такое продолжительное время он обесценился. А теперь если ответить на вопрос: «Может ли в настоящее время обесцениться тенге и насколько?», то я бы ответил так. В настоящее время на тенге, на его курсовую устойчивость оказывает такой оптимальный фактор, как цена нефти. В мире нефть, как известно, дорожает. Недавно один из таких крупнейших американских банков, как «Bank of America», опубликовал свой прогноз насчет того, что нефть может подняться до 120 долларов за один баррель. Это в известной степени хоть немного, но помогает экономике нефтедобывающих стран, в том числе влияя на устойчивость тенге. Однако на тенге оказывают разные факторы давления, и в первую очередь это платежный баланс. Говоря о платежном балансе, мы имеем в виду разницу между экспортом и импортом товаров и услуг, а он у нас в минусе. То есть мы покупаем больше товаров, а продаем меньше. В том числе среди населения есть так называемый отложенный спрос. Как вы знаете, в период пандемии объем торговли упал, а сейчас он начал расти. То есть, объем закупа импортных товаров вырос и с ним вырос спрос на доллары. А значит вывоз долларовой массы из нашей страны возрос. А это, как я говорил выше, оказывает в определенной степени давление на тенге. И в прошлом году у нас было отрицательное сальдо, и в нынешнем оно тоже минусовое. Если этот процесс будет продолжаться длительное время, это приведет к неизбежному обесцениванию тенге. И в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС) за последние пять лет мы только проигрывали. Мы экспортировали в страны ЕАЭС товаров на 31 млрд 700 млн долларов, а из России, Республики Беларусь, Армении, Кыргызстана закупили товаров на 75 млрд долларов. Получилось минусовое торговое сальдо — более чем 44 млрд долларов. В декабре т.г. в г. Алматы запланировано очередное заседание Евразийской экономической комиссии под председательством Казахстана. Будем надеяться, что интересы нашей страны все-таки будут учтены при подписании договоров с партнерами. А то получается игра в одни ворота.
– Означает ли что золотовалютные запасы страны будут уходить заграницу?
– Да, конечно же. Например, когда мы получаем из Национального фонда доллары и обмениваем через казахстанскую фондовую биржу KASE в тенге, заводя на внутренний рынок, все равно долларовые средства, проданные населению, опять-таки уходят за рубеж на закупку иностранных товаров. Следовательно, на внутреннем рынке есть повышенный спрос на иностранную валюту. Если посмотреть на сложившуюся в последнее время тенденцию, то у населения накопились девальвационные ожидания. Это видно по тому, как за последние полгода увеличились объемы покупки долларов, что в свою очередь свидетельствует в некотором роде о недоверии к тенге. Это тоже толкает его в какой-то мере к обесцениванию. Есть еще один фактор, который пока не проявляет себя — это стоимость самого доллара. Пока в Соединенных Штатах на одном уровне держится ключевая ставка ФРС, она ниже нулевого процента до 0,00–0,25% с предыдущего значения 1,00–1,25%. Поговоривают что ключевая ставка будет поднята, но тогда, безусловно, вырастет и стоимость доллара в мировой экономике. А это означает, что в обратном направлении вновь станут обесцениваться валюты развивающихся стран и экономик. Но пока этот фактор стоит на одном месте.
– А можно ли говорить о девальвации сейчас?
– О девальвации в прямом смысле слова, конечно же, уместно говорить, когда курс национальный валюты фиксированный. А в нынешних условиях плавающей ставки тенге о девальвации не к месту будет сказано. Таким образом, речь, скорее всего, идет о простом обесценивании тенге. Но ведь мы уже привыкли к слову «девальвация». Так что, можно сказать о девальвационных ожиданиях населения.
– Сейчас мы наблюдаем рост мировой цены на нефть. А это значит, что и Национальный нефтяной фонд, и республиканская казна пополняются нефтедолларами. Поэтому наверняка наш тенге будет укрепляться. Как вы думаете, насколько это приведет к укреплению национальной валюты и произойдет ли вообще укрепление? Например, с 430 до 380 тенге.
– На мой взгляд, тенге укрепится реально в том случае, если цена на нефть будет больше 120 долларов за один баррель. Но тенге вряд ли укрепится до 380 тенге за один доллар. Возможно, при дальнейшем удорожании нефти курс тенге может снизиться, по моим прогнозам, только до 400 тенге. Посколькупостольку в нынешних условиях государство не пойдет на сильное укрепление тенге и постарается удержать курс на существующем уровне.
– Объясните более подробно. Почему курс тенге не сильно укрепится?
– Национальный Банк не даст укрепиться тенге, потому что экономика, бизнес и население уже привыкли к этому курсу и чувствуют себя относительно комфортно. К тому же такой тенге выгоден казахстанским производителям товаров, выгоден он и экспортерам местного сырья. Даже если курс тенге начнет повышаться, Нацбанк предпримет валютную интервенцию с целью поддержать доллар. Это обоюдный процесс, где валютный регулятор в лице Нацбанка может поддержать как национальную валюту, так и доллар. На моей памяти, по данным Всемирного банка, для поддержания фиксированного курса тенге за весь 2014 год из золотовалютных резервов было израсходовано свыше 17 млрд долларов, хотя об этом мы узнали чуть позже, через два года. А вот Первый Президент страны — Елбасы Нурсултан Назарбаев перед тем, как отпустить тенге в «свободное плавание», заявил в августе 2015 г., что за 2014 год и восемь месяцев 2015 г. было израсходовано 28 млрд долларов именно для поддержания сильного курса тенге. А по отчетам Национального банка, за два года (2014-2015 гг.) для поддержания курса тенге в валютных интервенциях было «сожжено» 35 млрд долларов из золотовалютных резервов республики. Как видите, это очень огромные деньги. Для сравнения скажу, что для проведения ЭКСПО-2017 г. было потрачено около 3,5 млрд долларов. Если вы помните, весной 2016 года тенге вновь начал укрепляться и достиг уровня в 300 тенге, но Нацбанк предпринял меры, чтобы приостановить укрепление тенге. А в прошлом году во время пандемии было продано свыше 2 млрд долларов, когда курс доллара начал сильно расти и был поддержан тенге. Тогда курс доллара понизили до 400 тенге за доллар, но потом тенге перестали поддерживать, и курс плавно «ушел» до 450.
Но здесь есть еще один нюанс касательно устойчивости нацвалюты. Он касается вопроса расходования средств Нацфонда. К примеру, из Нацфонда в 2020 году было использовано 4,7 трлн тенге, а в текущем 2021 году – 3 трлн. Долларовые средства, хранящиеся там, переводятся в тенговую ликвидность через KASE. А потом эти тенговые средства переводятся Нацбанком в республиканский бюджет для решения текущих вопросов, в том числе для закрытия дефицита бюджета. Однако год из года объем изъятий из Нацфонда будет постепенно уменьшаться, и к 2025 году он составит 2,2 трлн тенге. Потому что если объем накоплений в Нацфонде станет ниже 30% от объема ВВП страны (сейчас он равен 80 трлн тенге, или 187 млрд долларов), то его можно сравнительно быстро израсходовать до последнего тиына. На сегодня в Нацфонде накоплено около 57 млрд долларов, а до начала пандемии там было свыше 63 млрд долларов. Как видите, объем накоплений в нем постепенно тает. В нефтяном фонде Норвегии хранится 1 трлн 200 млрд долларов, и он занимает первое место в мире по уровню золотовалютных резервов и ежегодно прирастает на 100 млрд долларов. Население Норвегии — чуть больше 5 млн человек.
Что я этим хочу сказать. Прежде всего то, что эта страна умеет сберегать накопления и инвестировать их в выгодные проекты по всему миру, а не проедать. Чего, к сожалению, не скажешь о Казахстане.
Например, наше государство утвердило трехлетний (2022-2025 гг.) государственный бюджет. На его расходы, по прогнозам экономистов, будет использовано 6,6 трлн тенге средств Нацфонда. Долларовая же масса, проданная на KASE и купленная банками, помогает устойчивости нацвалюты. Если бы у нас не было средств Нацфонда, то, думаю, курс тенге упал бы еще ниже, и сценарий падения доходил бы до 500 или 600 тенге за один доллар. Другого выхода для сохранения курсовой устойчивости пока нет. Напоминаю, что активно использовать средства Нацфонда начали с 2008 года после мирового ипотечного кризиса. В тот период правительство использовало 10 млрд долларов, 4 млрд долларов — на оздоровление банковского сектора, 2 млрд – на решение вопросов дольщиков жилья, 2 млрд – на поддержку МСБ, 1 млрд – на инновационные проекты и 1 млрд – на агросектор. И с тех пор такой механизм применяется регулярно, чтобы сохранить равновесное состояние нацвалюты.
– Понятно. Нефть подорожала, есть надежда, что средства Нацфонда увеличатся, тенге будет стабильным и поступления средств в бюджет страны возрастут. Но почему тогда растут цены на ГСМ, газ? Это же влияет на рост инфляции, удорожание товаров и услуг, потребительской корзины, снижение жизненного уровня населения?
– Да, в ваших словах, безусловно, есть зерно рациональности. Сейчас рост цен на дизельное топливо, несомненно, повлияет на аграриев, так как чуть ли не вся сельхозтехника заправляется дизелем. А это в конечном счете приведет к росту цен на продовольствие. И здесь возникает более чем интересный вопрос: «А почему это топливо подорожало? И в чем причина?». Мы исследовали этот вопрос, пытаясь найти ответ на него. В экономике есть термин «олигополия» и «монополия». В монополии есть один крупный продавец, устанавливающий одну цену и контролирующий тот или иной рынок. И потребителям приходится пользоваться этим видом товара. А в олигополии есть три-четыре игрока на рынке. Они договариваются между собой об объемах продаж, о цене товара. Интересно, что по статистике Министерства энергетики РК объемы производства дизельного топлава в текущем году остались на том же уровне что и в прошлом. И это не должно было привести к дефициту топлива. Однако, дефицит почему-то возник, причем на ровном месте, и, надо полагать, он является рукотворным. Почему? Потому что намеренно ограничили своевременную доставку дизельного топлива, хотя запасы его на топливных базах имелись. Но доставили его к потребителям позже, тогда, когда на заправочных станциях, образно выражаясь, началась паника и депрессия. Это, естественно, привело к искусственному спекулятивному взвинчиванию цены на дизель. А как вы знаете, удорожание ГСМ ведет к подорожанию товаров, так как растет транспортная составляющая цены товара, а значит растет инфляция. По госстатистике инфляция до конца года составит 12-13 процентов на продовольственные товары. Но мы же видим по факту, что она в среднем составляет уже 40%. А некоторые товары подорожали вдвое. Если бы правительство было бы активнее в реализации госпрограммы «Экономика простых вещей», чтобы как-то насытить внутренний рынок отечественными товарами, то, возможно, цены были бы чуть ниже. Но у нас львиную долю импортных товаров продают по дорогой цене.
– А почему государство не займется регулированием деятельности олигопольных групп?
– Этот вопрос больше лежит в плоскости политики. Но попытаюсь ответить. У нас в экономике есть такие понятия, как квазигосударственный и частный сектора. В странах с развитой рыночной экономикой, в частности, в Европе доля госсектора на рынке не превышает 20-30%, частный же сектор — 70% и выше. В Казахстане, по официальной статистике, доля госсектора составляет около 50% в крупном бизнесе, 56% — в среднем. На самом деле по факту госсектор в стране доходит до 70% и более. А частный сектор совсем небольшой. По расчетам, если доля госэкономики превысит 50%, то это становится серьезным тормозом для ее развития. Посмотрите на ФНБ «Самрук–Казына» и ее дочерние компании, вы убедитесь в этом. Именно там больше всего осваиваются гигантские суммы бюджетных средств. И по логике вещей от этого сектора должна быть отдача для государства, если этот сектор работает эффективно. Правда, на сегодня они не оправдывают возложенных на них обязанностей по возврату государственных бюджетных средств. И по большому счету пользы от них мало, они в минусе, зато оклады, премии, бонусы топ-менеджеров просто головокружительные. Поэтому в прошлом году Президент страны дал поручение по созданию Агентства по защите и развитию конкуренции Республики Казахстан. В его функции и задачи входит работа с квазигоссектором, его оптимизация, регуляция деятельности.Так, к примеру, объединили АО «Национальный управляющий холдинг «Байтерек» и АО «НУХ «КазАгро». Мое мнение таково — если от этих госкомпаний нет никакой пользы, то зачем их содержать, их нужно элементарно закрыть и ликвидировать. В противном случае, эти компании нужно приватизировать и продать в частный сектор.
– А много у нас теневиков?
– К сожалению, в Казахстане очень большая доля теневой экономики. Тут я хочу сказать о книге американского экономиста турецкого происхождения Дарона Аджемоглу и его соавтора, британского экономиста и исследователя в области политики Джеймса Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные» – это один из главных политэкономических бестселлеров последнего времени, эпохальная работа. Авторы задаются вопросом, который в течение столетий волновал историков, экономистов и философов: в чем истоки мирового неравенства, почему мировое богатство распределено по странам. У нас же говорят, что, мол, мы не имеем выхода к морю. А ведь есть страны, не имеющие выхода в Мировой океан, но, тем не менее, развиты. Другие уповают на плохой климат. А вы посмотрите на Норвегию, расположенную в холодных широтах. Разве она отсталая из-за климата? И в чем причина? И вот они в качестве объекта исследования рассказывают о муниципальном центре Ногалес, который был поделен между Мексикой и США. Так вот, на американской стороне показатель внутреннего валового доход на душу населения равен 30 тысячам долларов, а на мексиканской – 10 тысячам долларов. То есть, в три раза меньше. И когда исследовали структуру экономики двух частей одного муниципального центра, то выяснилось следующее. Экономический успех той или иной страны зависит от институтов — правил, по которым работает ее экономика, и стимулов, которые получают ее граждане. На мексиканской стороне больше превалирует экстративная модель экономики – это засилье теневого бизнеса, господство олигополии, неформальный ценовой сговор, поэтому там слабое развитие экономики. Экстрактивными институтами называют те, которые направлены на то, чтобы выжать максимальный доход из эксплуатации одной части общества и направить его на обогащение другой. А на американской противоположной стороне превалирует инклюзивная модель. Они разрешают и, более того, стимулируют участие больших групп населения в экономическую активность, а это позволяет наилучшим образом использовать их таланты и навыки, при этом оставляя право выбора — где именно работать и что именно покупать — за каждым отдельным человеком. Частью инклюзивных институтов обязательно являются защищенные права частной собственности, беспристрастная система правосудия и равные возможности для участия всех граждан в экономической активности. Эти институты должны также обеспечивать свободный вход на рынок для новых компаний и свободный выбор профессии и карьеры для всех граждан.
По итогам 2019 года в Казахстане 30% экономики находится в теневом секторе. И это официальная статистика, не удивляйтесь. Объем ВВП Казахстана составлял 70 трлн тенге, а 30% — это уже 21 трлн тенге. А по данным независимых экспертов, объем теневой экономики равен 50%. Получается, что 35 трлн тенге денежных средств республики находились на тот период времени в теневом обороте. Согласитесь, гигантская сумма денег, которые обогащают узкую группу лиц, которые не платят ни тиына налогов с этих громаднейших доходов. И все-таки наша республика движется в сторону снижения объемов теневой экономики. Отрадно отметить, что уже в 2020 г. по официальной статистике этот объем снизился на 23%. Конечно же, госорганы, в том числе Антикоррупционная служба, другие правоохранительные ведомства прикладывают немало усилий для этого. Все же думаю, что здесь большую роль в снижении объемов теневого оборота денег сыграли электронные онлайн-платежи. В настоящее время в основном объемы покупок товаров осуществляются онлайн-способом, выводя из тени средства, крутившиеся без какого-либо учета на оптовых, строительных и продовольственных рынках, уличной торговле, общественном транспорте. В немалой степени этому способствовал и карантин. Недавно в Алматы прошел Гроус-форум, организованный фондом «Сентрас». И они назвали лучшие казахстанские компании, в том числе в сфере финтеха — финансовых технологий, среди которых назван один из банков, услугами которого пользуются чуть ли не все взрослые казахстанцы ежедневно. И надо отметить, это определенное достижение для республики. И если таких компаний в стране станет больше, то это вселяет оптимизм, и остается надежда, что мы будем развиваться и значительно снизим уровень теневой экономики. Два года назад Китай и Казахстан опубликовали данные об объемах приграничной торговли. Разница на Хоргосе составила сумму в 7 млрд долларов.
Технологии финтеха как раз-таки позволяют оцифровать и показать реальные данные. Внедрение технологии блокчейна в бюджетной сфере позволяет проследить движение всех средств на строительство того или иного бюджетного объекта, все платежи. Там никакие «шапки», никакая «крыша», никакие агашки, татешки, Саке, Баке или другие посредники не сработают. Только для реализации нацпроектов в ближайшие годы будет выделено 30 трлн тенге, в том числе из бюджета. Эта сумма сопопоставима с двухлетним республиканским бюджетом. И как эффективно будет осваиваться эта фантастическая сумма традиционными методами — тоже вопрос из вопросов. Кто даст гарантии, что деньги дойдут до адресатов, реализуемых проектов, строящихся объектов в полном объеме, на которые они предназначены, и не будут элементарно разворованы?
– Итак, подытоживая нашу беседу, давайте выведем рецепты эффективного функционирования казахстанской экономики из того, что вы рассказали выше.
– Во-первых, надо уменьшить чересчур громоздкий квазигосударственный сектор; во-вторых, уменьшить изъятия средств из Национального фонда, а, наоборот, пополнять его; в-третьих, увеличить объемы и ассортименты производства отечественных товаров, насыщая внутренний спрос, уменьшив зависимость от импортных товаров; в-четвертых, сократить количество банков. Потому что на их поддержку в свое время ушло много бюджетных средств; в-пятых, это развитие таких финансовых технологий, как «Каспий Голд». Потому как развитие финтеха сократить объемы теневой денежной наличности и выведет их в прозрачный оборот, откуда можно увеличить налогооблагаемую базу; в-шестых, укрепить бюджетную дисциплину, контролируя их через инновационные проекты блокчейна, отслеживая эффективное расходование бюджетных средств. Надо также укрепить налоговую дисциплину прежде всего среди компаний, которые работают в системе госзакупок в квазигосударственном секторе. Потому что часть этих компаний не платит исправно все налоги. Потом постепенно нужно ввести всеобщее декларирование доходов граждан. И ввести прогрессивное налогоообложение прежде всего для тех, кто много зарабатывает. Это будет справедливо и объективно, много заработал — плати больше. А не так как сейчас, по единой шкале налогообложения. К примеру, тех, кто зарабатывает до 100 тысяч тенге, надо полностью освободить от налогов, кто зарабатывает от 200 тысяч до 1 млн тенге, пусть платят 11% подоходного налога, свыше 1 млн – 15% «подоходки», свыше 3 млн тенге – 20%. Конечно, против этого будут те, кто больше зарабатывает.
Тимур КАЗИЕВ
