И работа, и катык – всласть!
…Жамал запала в память почти идиллическая картина из поры её безмятежного девичества. Было это в 20-ые годы прошлого столетия, в Жидели тогдашнего Денгизского, ныне Курмангазинского, района. Жидели – местечко знаковое для всех нас потому, что это малая родина великого Курмангазы… Стояло тяжёлое время лихолетья, полуголодное, разутое. Люди, можно сказать, перешли «на подножный корм» — жили древним, дедовским промыслом, натуральным хозяйством. «Узун-кулак» донёс, что где-то там, в другом миру, отгремела какая-то непонятная революция. Всё шло к братоубийственной, гражданской войне. В Степи неразбериха, аульская рвань, голодранцы подняли головы, неслыханное дело – стали повышать голоса на своих благодетелей, уважаемых людей.
А аульская Юность – не доедая, донашивая бабушкино из потемневших от времени сундуков, невзирая ни на что была беспричинно весёлой, счастливой только от сознания своей молодости, силы, радости бытия…
…Во время страды косари встают затемно, ни свет, ни заря. Потому как надо ещё по утренней прохладе успеть сделать основную работу. (В полуденный зной лишь незанятая молодёжь переворачивает, сушит накошенное отцами и старшими братьями). Над лугами ещё стоит предрассветный, молочно-серый туман. Восток только-только румянится от первых лучей застенчиво, по-девичьи кокетливо выглядывающего солнышка. Это в полдень, добравшись до самой верхотуры побелевшего, как застиранный синий платок, неба, оно, как знойная молодуха-кельнишек, будет палить в самое темечко лежебок, что из-за сладкого предрассветного сна пропустили самую страдную пору.
…Отец Жамал – Махах, надо полагать, тоже был из славной плеяды батыров рода Алаша. Потому как косил только великанской, полутораметровой косой, далеко не каждому по плечу. Косари выстраивались в ряд, замыкающим, добирающим всегда ставили лучшего в ауле, умельца. Не дай Бог остановиться, передохнуть, отстать – нарушишь цепь, запросто можешь угодить под косу рядом идущего. Навострив косу прадедовским способом пропитанной жиром конской костью, что, как уверяют, будет получше традиционного кремня, поплевав на заскорузлые ладони, оглядев «напоследок» ещё не проснувшиеся родные дали, как ныряли в косьбу. И пошла весёлая для силачей работа, только звон множества стальных кос стоит: «вжик-вжик». Загляденье было смотреть со стороны, как они работали: скашивали, подчищали так, как не каждый брадобрей побреет.
Перекуров наши деды не знали, так как табачищем себя не морили… Работали до изнеможения, до сладкой рабочей истомы во всём теле. Пока спина не станет ныть, руки-ноги гудеть от усталости. Выкашивали душистой травы столько, чтобы убирающие бабы, молодёжь могли загрузить колымаги с 25 верблюдами.
Уже солнце было в зените, когда Махах со стоном выпрямлял затекшую спину и зычно, на весь луг подавал голос: «Эй, хатын, Анапия! Неси катык». И его байбише, матушка Жамал поспешала к кормильцу с овечьим айраном. Кисломолочный катык, замечательно утоляющий жажду, остужали в специально вырытой яме с водой, отчего он получался такой холодный, что у пьющего в затылке ныло! Наливала до краёв белёсого напитка и подавала нетерпеливо поторапливающему работяге. Залпом осушив двухлитровый дубовый тостаган-чашу, отирал со лба выступивший пот, переводил дух и ещё укорял невинную жену: «Чего не доливаешь?..»
Тут, надеюсь кстати, хочется рассказать о превращениях, произошедших у казахов по отношению слова «хатын»… В пору древних гурханов, падишахов, властвовавших ещё во времена нашествия Шынгыз-хана, так величали владычиц той поры. Их, вот уж поистине дражайших супружниц, называли «Хатын» — ханша, царица… Но чем больше у степняков стиралась память о бесславном для мужчин матриархате, тем больше «укатывали сивку-бурку». И постепенно низвели «позавчерашних» цариц до заурядной хатын – бабы… Вот уж, надо думать, торжествуют женоненавистники, мол, «поделом, восстановлена-таки справедливость!» Хотя у наших братьев по единому тюркскому корню: узбеков, башкир и других слово «хатын» отнюдь не имеет уничижительного, пренебрежительного смысла – обычное, привычное обращение.
Зато у казахов по отношению к современным жёнам во времена недавнего коммунизма народилось и привилось коммунистическое обращение «жолдасым» — «мой товарищ»! И даже романтическое «айельм» — «моя женщина»…
Геракл в долгополой юбке
Но поистине эпохальное событие, достойное перевернуть представление о женщинах, как существах беспомощных и слабосильных, произошло, когда Жамал уже была замужем. Эх, прежде не знали, что такое «Книга рекордов Гиннесса»! Это сейчас, даже обормотов, выплёвывающих тараканов на самое дальнее расстояние, заносят туда…
Судьбе было угодно, чтобы наша Жамал вышла замуж за жигита из рода кызылкурт, чьи родители выпасали скот в далёких барханах.
Однажды, как обычно, верблюды, высокомерно оттерев от астау – длинного корыта для водопоя — стадную мелюзгу, типа овечек и коз, нетерпеливо толпились у песочного колодца. Не следует путать эти огромные, широкие колодцы из дальних пастбищ с полуовальными отверстиями, с привычными артезианскими колодцами.
Естественно и среди этих горбатых великанов Прикаспийской полупустыни существует своя табунная иерархия. Самые исполинские и могучие из них теперь оттесняли свой молодняк, норовя добраться до самого начала «астау». Ведь именно туда табунщик-верблюжатник опрокидывает огромное кауга-ведро. И пока вода добежит по астау до конца, эти ненасытные водохлёбы — бактрианы и дромедары — успевают всосать в себя всю её.
И тут-то случилось ужасное. Трёхлетнего верблюда – кунанша, отжав от устья астау, и свалили эти «динозавры» степи в колодец! Какой переполох поднялся тут не трудно представить! Кабы овечка или барашек упали в колодец, коих любой жигит на плечах вынесет из бездонного колодца, а то целый верблюд. И ведь не из просторного бассейна или водоёма – из колодца, пусть верблюжьего, огромного.
Потуги жигитов-табунщиков ничего не дали. Единственно удалось им спуститься в колодец и обвязать бедолагу. Два огромных атана-кастрата – что тогда в степи было мощнее (?) – тянули ревущего и перетрухавшего собрата, но безрезультатно. Помните Корнея Чуковского, «Нелёгкая эта работа – из болота тащить бегемота»? А тут верблюд – чуть полегче…
Понятное дело, всё семейство, все аульчане собрались возле колодца. Не усидела в юрте и юная келин-невестка Жамал. Как и приличествует хорошей келин, скромненько заглядывая через спины и затылки толпы, узнала из-за чего сыр-бор. Также скромно шепнула своей енешке-свекрови Бятьш: «Если бы ата-свёкр позволил, я бы попыталась его вытащить…» Надо думать не сразу её допустили. Слыханное ли дело – тут у мужчин ничего не получается, а какая-то келин, считай девчонка, вызывается вытянуть из глубокого колодца огромного верблюда! Наконец позволили, чем чёрт не шутит, пусть себе пробует, только насмешки наживёт…
Жамал, широко, по мужски расставив ноги на краю колодца, перекинув арканы через литые, нехрупкие плечи, поднатужившись, стала тянуть… От нечеловеческих усилий налилось кровью, почернело смуглое лицо, набрякли, натянулись, как арканы, жилы на шее. У нависшей ничком над колодцем женщины ноги от напряжения тряслись, лопнули, даже не по швам, окрашенные купоросом в зеленоватый цвет кебисы-тапочки. Напряжённая, звенящая тишина повисла возле колодца, кажется, никто даже не дышал, только енешка жалостливо всхлипывала: «Ай, каска-бедняжка, помрёшь ведь…»
И чудо случилось. Над краем колодца показалась взлохмаченная, в грязи, кудлатая голова верблюда. Жигиты стремглав бросились к колодцу… Толпа охнула: «Астагыфралла!» и схватилась за отвороты одежды, что делают казахи при крайнем удивлении и потрясении. К ошеломлённому неслыханным подвигом тихой келин аташке-свёкру не сразу вернулся дар речи. А заговорив, он тут же прилюдно напутствовал юную палуаншу своим отеческим бата — благословением: «Пусть невиданная сила служит людям во благо. Пусть казан твой всегда будет полным, а белое (молочное) нескончаемым. Пусть под тобой всегда гарцует аргымак…»
А могла быть гордостью Народа…
Легендарный Хажы Мукан начинал свой путь к славе с того, что, вытянув из грязи застрявшую лошадёнку, забросил её на зимние сани. Был он тогда ещё подростком, служил батраком у русского купца. То лошадёнка, а Жамал вытащила целого верблюда из узкого колодца…
После рассказа Утепбергена-ага, подтверждённого известными у нас земляками, стало зудеть и разбирать профессиональное любопытство: а смог бы великий Хажы Мукан – самый прославленный казахский палуан — повторить подвиг этой, неприметно для народа, отечественной истории прожившей женщины?
Убеждён, в любом народе, за их долгую историю от племени до нации, были поражающие воображение феноменальной, колоссальной мощи, силачи. От этого лишь крепнет наше искреннее восхищение и преклонение перед каждой нацией. Только большинство из богатырей осталось в безвестности. Лишь редкие имена людская молва, изустная память стариков донесла до наших дней. Тому же, обожаемому кумиру нации – Хажы Мукану, можно сказать, посчастливилось попасть в анналы истории, добраться до цивилизованной Европы и покорить Париж…
Магия ли бата-благословения ата-свёкра, Жамал, теперь уже ажей-бабушка, хорошо ли, плохо ли (история об этом умалчивает) дожила до 80-х годов прошлого, непростого века. Всю жизнь скромно прожила в ауле, работая в колхозе, пасла коров(!), растила дочерей.
И напоследок – про дочерей… Завершая свой рассказ, Утеперген-ага задал головоломку: отчего у выдающихся женщин, вообще Личностей, всё больше рождаются дочки?..
Бауыржан ЕСКАБЫЛ
