Сегодня мы печатаем продолжение хроники войны, которая будет рассказывать о мужестве советских воинов, в том числе казахстанцев и атыраусцев, как бы по этапам, самым переломным моментам Великой Отечественной. (В номере «ПК» за 21 июня мы рассказывали о подвигах казахстанцев в самом начале войны, в выпусках за 17 и 24 июля о вкладе казахстанцев, о том, как казахстанцы сражались за Москву. 31 июля и 7 августа рассказывали о непокоренном Ленинграде. В выпуске за 14 августа мы начали разговор о мужестве блокадников, о стойкости бойцов, их защищавших, об участии в них наших земляков). В сегодняшнем выпуске мы продолжим этот рассказ.
С дороги, идущей со стороны Ладожского озера, после наступления темноты казалось, что весь город объят пламенем. Гул пушечной канонады усиливал впечатление от этого страшного зрелища. Воздух наполнялся ревом авиационных моторов, воем и взрывами бомб. Наши летчики обладали исключительной решительностью — израсходовав боеприпасы, они шли на таран, от их ударов многие вражеские бомбардировщики врезались в землю.
В конце сентября, в октябре противник стал сбрасывать на город бомбы и мины замедленного действия. Они представляли серьезную опасность, так как методы их обезвреживания не были известны: противник применял различные типы и конструкции взрывателей. Ликвидация невзорвавшихся бомб часто производилась добровольцами, случалось, что такие бомбы взрывались и разносили смельчаков в клочья. Среди добровольцев находилось много девушек-комсомолок, некоторые из них неоднократно обезвреживали бомбы.
Враг засылал в город шпионов, провокаторов, в задачу которых входило помогать немецкой армии всеми средствами — создавать панику и неуверенность среди осажденных, доносить о размерах разрушений и объектах, о положении с продовольствием, о передвижении войск. Используя сложности со снабжением, вражеская авиация сбрасывала листовки, призывавшие к неповиновению властям. Многое применяли изобретательные нацисты, но успеха они не имели. Пропаганда, основанная на фальши, никогда не может пустить корни.
Потеря Шлиссельбурга вызвала серьезные затруднения в Ленинграде. Прекратилось поступление боеприпасов, продовольствия, горючего, медикаментов. А противник наседал. Шли ожесточенные бои. Эвакуация раненых приостановилась, в то время как с поля боя их прибывало большое количество. Военный Совет принял постановление о дополнительном развертывании госпиталей в городе. Удовлетворительные условия для раненых благотворно сказались на их выздоровлении и возвращении в строй, что было крайне важно, так как маршевых пополнений в этот период не поступало.
С первых дней осады Ленинград стал испытывать недостаток в электроэнергии: не хватало топлива.
В сентябре-октябре противник совершал в день по несколько налетов. И объявлялась воздушная тревога. Люди уходили в укрытия — подвалы, специально вырытые щели — и находились там по несколько часов подряд, пока не дадут отбоя. Рабочие настаивали, чтобы работа не прекращалась даже при налете большого количества самолетов, если нет непосредственной угрозы заводу. Пришлось пойти и на такой риск — фронт требовал оружия.
Противник производил обстрел города в различное время. Но в часы окончания и начала работы открывал интенсивный огонь, от снарядов гибли люди, разрушались здания. Такая тактика фашистов, направленная на массовое убийство мирных жителей, была чудовищна и бессмысленна, и может объясняться только тупой мстительностью осажденным за их сопротивление, за их стойкость.
Наша авиация вела наблюдение за зоной предполагаемых позиций тяжелых батарей противника. Артиллеристы засекали местонахождение неприятельских орудий по их первым выстрелам и открывали ответный огонь, после чего обстрел города прекращался.
Воспоминания о блокаде Ленинграда людей, переживших ее, их письма и дневники открывают нам страшную картину. Запасы продовольствия в городе таяли с каждым днем. Постепенно сокращались нормы выдачи продуктов. С 20 ноября по 25 декабря 1941 года они были самыми низкими, ничтожно малыми: рабочие и инженерно-технические работники получали лишь до250 граммов суррогатного хлеба, а служащие, иждивенцы и дети — всего125 граммов в день! Муки в этом хлебе почти не было. Его выпекали из мякины, отрубей, целлюлозы. Это было почти единственное питание ленинградцев. Кто имел дома столярный клей, сыромятные ремни, употребляли и их в пищу.
Блокада принесла ленинградцам и другие тяжелейшие испытания. Зимой 1941-1942 годов город сковала лютая стужа. Не было топлива и электроэнергии. Истощенные голодом, обессилевшие и измученные непрерывными бомбежками и обстрелами, ленинградцы жили в неотапливаемых комнатах с заделанными картоном окнами, потому что стекла были выбиты взрывной волной.
Тускло светили коптилки. Замерзли водопровод и канализация. За водой для питья приходилось ходить на набережную Невы, с трудом спускаться на лед, брать воду в быстро замерзающих прорубях, а потом под обстрелом доставлять ее домой.
Остановились трамваи, троллейбусы, автобусы. На работу ленинградцам приходилось ходить пешком по занесенным снегом и нерасчищенным улицам. Основной «транспорт» жителей города — детские саночки. На них везли скарб из разрушенных домов, обломки мебели для отопления, воду из проруби в бидончиках или кастрюльках, тяжело больных и умерших, завернутых в простыни (дерева на гробы не было).
Смерть входила во все дома. Изнуренные люди умирали прямо на улицах. Свыше 640 тысяч ленинградцев погибло от голода. На город обрушился страшный голод. Обесценились деньги и драгоценности. Эвакуация началась еще осенью 1941 года, но лишь в январе 1942 года появилась возможность вывести большое количество людей, в основном женщин и детей, через Дорогу жизни. В булочные, где выдавался ежедневный паек, были огромные очереди. Помимо голода блокадный Ленинград атаковали и другие бедствия: очень морозные зимы, порой столбик термометра опускался до — 40 градусов. Закончилось топливо, и замерзли водопроводные трубы — город остался без света и питьевой воды. Еще одной бедой для осажденного города первой блокадной зимой стали крысы. Они не только уничтожали запасы еды, но и разносили всевозможные инфекции. Люди умирали, и их не успевали хоронить, трупы лежали прямо на улицах.
Одновременно с этим ленинградцы всеми силами старались выжить и не дать умереть родному городу. Мало того: Ленинград помогал армии, выпуская военную продукцию — заводы продолжали работать и в таких условиях. Восстанавливали свою деятельность театры и музеи. Это было необходимо — доказать врагу, а, главное, самим себе: блокада Ленинграда не убьет город, он продолжает жить! Одним из ярких примеров поразительной самоотверженности и любви к Родине, жизни, родному городу является история создания одного музыкального произведения. Во время блокады была написана известнейшая симфония Д. Шостаковича, названная позже «Ленинградской». Вернее, композитор начал ее писать в Ленинграде, а закончил уже в эвакуации. Когда партитура была готова, ее доставили в осажденный город. К тому времени в Ленинграде уже возобновил свою деятельность симфонический оркестр. В день концерта, чтобы вражеские налеты не могли его сорвать, наша артиллерия не подпустила к городу ни одного фашистского самолета! Все блокадные дни работало ленинградское радио, которое было для всех ленинградцев не только живительным родником информации, но и просто символом продолжающейся жизни.
Враги надеялись, что тяжелые лишения пробудят в ленинградцах низменные, животные инстинкты, заглушат в них все человеческие чувства. Они думали, что голодающие, мерзнущие люди перессорятся между собой из-за куска хлеба, из-за полена дров, перестанут защищать город и, в конце концов, сдадут его. 30 января 1942 года Гитлер цинично заявил: «Ленинград мы не штурмуем сознательно. Ленинград выжрет самого себя».
Но фашисты просчитались. Плохо знали они советских людей. Те, кто пережил блокаду, до сих пор помнят глубокую человечность безмерно страдавших ленинградцев, их доверие и уважение друг к другу.
Вызовом врагу была работа 39 школ в осажденном городе. Даже в жутких условиях блокадной жизни, когда не хватало еды, дров, воды, теплой одежды, многие ленинградские дети учились. Писатель Александр Фадеев сказал: «И самый великий подвиг школьников Ленинграда в том, что они учились».
Опасен и тяжел был путь в школу и обратно домой. Ведь на улицах, как на передовой, часто рвались снаряды, и идти приходилось, преодолевая холод и снежные заносы.
В бомбоубежищах, подвалах зданий, где проводились занятия, стоял такой мороз, что замерзали чернила. Стоявшая в центре класса печурка-«буржуйка» не могла его обогреть, и ученики сидели в пальто с поднятыми воротниками, шапках и рукавицах. Руки коченели, мел то и дело выскальзывал из пальцев.
Ученики шатались от голода. У всех была общая болезнь — дистрофия. А к ней прибавилась и цинга. Кровоточили десны, качались зубы. Ученики умирали не только дома, на улице по дороге в школу, но, случалось, и прямо в классе.
Смерть настигала людей везде — на улице, передвигаясь, человек падал и больше не поднимался; в квартире — ложился спать и засыпал навеки; часто жизнь обрывалась у станка. Обледеневшие, словно саваном, покрытые снегом, стояли трамваи, автобусы, троллейбусы. Они напоминали окаменевших динозавров. Вдоль улиц причудливыми нитями свисали оборванные провода, покрытые пушистым слоем инея. По улицам, занесенным снегом, вереницей плелись люди и, напрягая последние силы, тянули саночки, на которых лежали покойники. Мертвых хоронили без гробов, обернутых простыней или одеялом, а позднее просто в одежде, в которой человек умер. Нередко, выбившись из сил, люди оставляли мертвых на полпути.
Работники коммунального хозяйства и здравоохранения, ежедневно объезжая улицы и переулки, подбирали трупы и увозили их на грузовых машинах на Серафимовское, Большеохтинское, Смоленское, Богословское кладбища. Но больше всего увозили мертвых на окраину города, на огромный пустырь рядом со старой Пискаревской дорогой. Так образовалось известное ныне всем Пискаревское кладбище.
На момент установки блокады в городе находилось 2 миллиона 544 тысячи человек гражданского населения, в том числе около 400 тысяч детей. Кроме того, в пригородных районах (в кольце блокады) осталось 343 тысячи человек. В сентябре, когда начались систематические бомбардировки, обстрелы и пожары, многие тысячи семей хотели бы выехать, но пути были отрезаны. Массовая эвакуация граждан началась только с открытием Дороги жизни.
ДОРОГА ЖИЗНИ — ПУЛЬС ОСАЖДЕННОГО ГОРОДА
С первых дней блокады свое опасное и героическое дело начала Дорога жизни — пульс блокадного Ленинграда. Летом — водный, а зимой — ледовый путь, соединяющий Ленинград с «большой землей» по Ладожскому озеру. 12 сентября 1941 года в город по этому пути пришли первые баржи с продовольствием, и до поздней осени, пока штормы не сделали судоходство невозможным, по Дороге жизни шли баржи. Каждый их рейс был подвигом — вражеская авиация беспрестанно совершала свои бандитские налеты, погодные условия часто тоже были не на руку морякам — баржи продолжали свои рейсы даже поздней осенью, до самого появления льда, когда навигация уже в принципе невозможна. 20 ноября на лед Ладожского озера спустился первый конно-санный обоз. Чуть позже по ледовой Дороге жизни пошли грузовики. Лед был очень тонким, несмотря на то, что грузовик вез только 2-3 мешка с продовольствием, лед проламывался, и нередки были случаи, когда грузовики тонули. С риском для жизни водители продолжали свои смертельно опасные рейсы до самой весны. Военно-автомобильная дорога №101, как назвали эту трассу, позволила увеличить хлебный паек и эвакуировать большое количество людей. Оборвать эту нить, связывающую блокадный город со страной, немцы стремились постоянно, но благодаря мужеству и силе духа ленинградцев, Дорога жизни жила сама и дарила жизнь великому городу.
Значение Ладожской трассы огромно, она спасла тысячи жизней. Теперь на берегу Ладожского озера находится музей «Дорога жизни».
ДЕТСКИЙ ВКЛАД В ОСВОБОЖДЕНИЕ ЛЕНИНГРАДА ОТ БЛОКАДЫ
Во все времена нет большего горя, чем страдающий ребенок. Блокадные дети — особая тема. Рано повзрослевшие, не по-детски серьезные и мудрые они изо всех своих сил наравне со взрослыми приближали победу. Дети-герои, каждая судьба которых — горький отзвук тех страшных дней. Детский танцевальный ансамбль А.Е. Обранта — особая пронзительная нота блокадного города. В первую зиму блокады Ленинграда много детей было эвакуировано, но, несмотря на это, по разным причинам в городе оставалось еще много детей. Дворец пионеров, расположенный в знаменитом Аничковом дворце, с началом войны перешел на военное положение. Надо сказать, что за 3 года до начала войны на базе Дворца пионеров был создан Ансамбль песни и танца. В конце первой блокадной зимы оставшиеся педагоги пытались найти в осажденном городе своих воспитанников, и из оставшихся в городе ребят балетмейстер А.Е. Обрант создал танцевальный коллектив. Страшно даже представить себе и сопоставить страшные блокадные дни и довоенные танцы! Но, тем не менее, ансамбль родился. Сначала ребят пришлось восстанавливать от истощения, только потом они смогли приступить к репетициям. Однако уже в марте 1942 года состоялось первое выступление коллектива. Бойцы, успевшие повидать многое, не могли сдержать слез, глядя на этих мужественных детей. Помните, сколько длилась блокада Ленинграда? Так вот, за это немалое время ансамбль дал около 3000 концертов. Где только не пришлось выступать ребятам: часто концерты приходилось заканчивать в бомбоубежище, так как по несколько раз за вечер выступления прерывались воздушными тревогами, бывало, юные танцоры выступали в нескольких километрах от передовой, а чтобы не привлекать врага лишним шумом, танцевали без музыки, а полы застилали сеном. Сильные духом, они поддерживали и вдохновляли наших солдат, вклад этого коллектива в освобождение города трудно переоценить. Позже ребята были награждены медалями «За оборону Ленинграда».
ПРОРЫВ БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА
В 1943 году в войне произошел перелом, и в конце года советские войска готовились к освобождению города. 14 января 1944 года в ходе общего наступления советских войск началась заключительная операция по снятию блокады Ленинграда. Задачей было нанести сокрушительный удар по противнику южнее Ладожского озера и восстановить сухопутные пути, связывающие город со страной. Ленинградский и Волховский фронты к 27 января 1944 года с помощью кронштадтской артиллерии осуществили прорыв блокады Ленинграда. Гитлеровцы начали отступление. Вскоре были освобождены города Пушкин, Гатчина и Чудово. Блокада была полностью снята.
Немало наших земляков тоже приложили свои усилия для снятия блокады. В том числе и супруги Крупновы. К 60-летию Победы в нашей газете был помещен очерк о них под названием «ВДВОЕМ». Увы, их обоих уже нет с нами. Но хочется рассказать о них читателям, особенно тем, кто не прочел первую публикацию. Естественно, с поправками, которые диктует жизнь.
Зародилась их любовь среди огня и трудностей Ленинградской блокады. Тогда никто не мог быть уверен, что доживет не только до Победы, а даже до конца блокады. Но они дожили, потому что их вела не только вера в Победу и чувство патриотизма, но еще и большая, настоящая Любовь поддерживала их.
По-разному попали они в этот город, для многих дорогой и любимый. А для них вдвойне, так как он стал для них началом их совместного пути. Найдя друг друга, дальше они пошли уже вдвоем. Два участника Великой Отечественной, два рядовых Победы.
Здоровье не позволяло Сергею Григорьевичу самому все рассказать, но, во-первых, у нас был надежный гид по его биографии — Полина Егоровна, а во-вторых, есть написанные им когда-то заметки, видимо, нахлынули в очередной раз воспоминания, а может, просто захотелось излить душу, а кто, как не бумага, самый молчаливый и терпеливый слушатель.
«Меня призвали в апреле 1942 года и направили в Оренбург, где мы проходили подготовку — изучали материальную часть пулемета «Максим». После двух месяцев обучения приехали «покупатели», отобрали целый взвод пулеметчиков. Потом нас посадили в вагоны, везли день и ночь, а куда — не говорили. Куда-то привезли, мы выгрузились, и нас проводили в укрытие в лесу, где мы и скрывались целый день. А к вечеру привели к реке, посадили на баржи. И только тогда сказали, что везут в Ленинград. С барж мы еще на электрички пересели и приехали в город ночью. И сразу почувствовали, как тут напряженно и строго. Кругом рвы, аэростаты, противотанковые заграждения. Памятники укутаны, дома затемнены, все ленинградцы — собранные, решительные. Приехали мы в Ленинград в июле 1942-го, весь наш взвод из уроженцев Гурьева определили в 466-й стрелковый полк 125-й стрелковой дивизии и отправили на Пулковские Высоты, которые норовил захватить враг. Были постоянные, ожесточенные сражения, но мы удержали данный рубеж. 29 августа меня тяжело ранило, после трехмесячного лечения — снова на фронт. В декабре 1942 года меня направили в 119-й стрелковый полк, который вскоре был переброшен в Колпино, где немцы ужесточили натиск. Мы не пускали их в город, они давили. Это противостояние затянулось надолго, мы стояли насмерть, зная, что здесь одно из важных направлений обороны города Ленина. 23 января я был снова ранен, а 8 марта выписался из госпиталя, конечно, не долечившись. Но тогда никто не думал о полном выздоровлении — чуть легче стало, можешь стрелять — значит, идти нужно туда, где шел большой бой. И ведя этот бой, все готовились к воссоединению с Волховским фронтом и к прорыву. Меня определили в 169-й стрелковый полк, в составе которого я и принял участие в прорыве блокады, воссоединении с Волховским фронтом. А в январе 1944 г. блокада была снята полностью».
Да, старший сержант Ленинградского фронта Крупнов отдал много сил для скорейшего снятия блокады. После таких серьезных ранений и контузий он снова возвращался в строй. И снова бил фашистов, пока были силы. Орден Славы, медали «За отвагу», «За оборону Ленинграда» отметили его путь. Но тогда люди не за наградами гнались, а как могли, приближали Победу. Вернувшись домой на костылях, он опять же не стал отлеживаться и восстанавливать здоровье, а попросился на работу в проектный институт, где работал и до призыва в армию. И снова стал чертежником, копировщиком — участвовал в составлении проектов обустройства нефтяных месторождений — нужно было развивать нефтяную отрасль. Стране нужно было много нефти. А в первый же свой отпуск поехал за своей любушкой, своей единственной — Полиной, которая к тому времени демобилизовалась и вернулась в Воронеж. Он ей все время писал, подтверждал данное при первой встрече обещание — быть всегда вместе.
У Полины Егоровны Артемовой (она оставила девичью фамилию) военное звание — старший краснофлотец Ленинградского фронта. Она — уроженка Воронежской области, была призвана в 1942 году, от распределительного пункта в Борисоглебске их погрузили в товарные вагоны и повезли, причем, стараясь двигаться только по ночам, так как днем все время налетали немецкие самолеты. Едва подвезли их к Ладожскому озеру, как налетели «юнкерсы» и бомбардировщики, начался такой ужас, который не забудет она до своего последнего дня. Только что были в одной теплушке, рядом подружки, с которыми разговаривали, рассказывали о своей жизни, и вот одна — убитая, вторая — покалечена. Третья — истекает кровью. Много чего еще пришлось увидеть Полине в этом городе-герое, городе-бойце. Люди падали буквально на ходу, их хоронили в братских могилах, пока дойдет до дежурства, бывало, сколько скорбных картин увидит — человека, везущего саночки с завернутым в простыни телом. Но все боролись, как могли. И работали, давая оружие, боеприпасы для фронта, продукцию. Не считаясь со временем и не давая себе никакой скидки. Что уж тогда говорить о бойцах.
«Нам, военнослужащим, — вспоминает Полина Егоровна, — было чуть полегче. Нам в день все-таки не120 граммовхлеба давали, а 200, да еще суп варили из овсянки, капусты. Изредка каша бывала. Мы старались выкроить что-нибудь еще и для раненых, когда ходили в госпиталь, делились». Подразделение, в которое входила Полина, охраняло базу горюче-смазочных материалов. Что значило горючее для танков и другой боевой техники в условиях блокады — никому не надо объяснять. И еще у девушек были дежурства по охране стратегически важных объектов, они отбивали налеты авиации — освоили не только винтовки, но и станковые пулеметы, и зенитки. А как уж умудрялись еще и в госпиталях побывать — загадка. Наверное, тянула женская натура — поддержать, ободрить. И кому-то особенно отчаявшемуся хоть кусочек хлеба поднести, просто посидеть рядом, книжку почитать, письмо написать (когда уже наладилось почтовое отделение).
Встретились они в те дни, когда он находился на излечении в госпитале, а она, как всегда, используя свободное время между вахтами, вместо отдыха спешила помочь медсестрам ухаживать за ранеными. Увидели друг друга — и словно что-то произошло в природе. Нет, не было веселья: кругом были измученные ранами, голодом люди. И не цвели ни розы, ни сирень, и не сияло радостно солнце, его закрывал смог, стоящий в воздухе от поднятой взрывами земли, не пели птицы — они давно улетели от шума бомбежек и взрывов, любовь была не меньшей, сердца их бились в унисон. И будущее казалось прекрасным.
В этом подразделении она прослужила вплоть до 1946-го. Много было всего еще — и горечи потерь, смертей. И радости освобождения. И было еще одно — самое сокровенное — ожидание встречи с любимым, единственным.
Когда привез Сергей свою подругу в Гурьев, решено было, что и работать будут вместе. И более 35 лет проработала она в переплетном цехе проектного института, хорошо известного всем как КазНИПИнефть — сегодня «КазМунайГаз». Чета Крупновых отличалась высокой ответственностью. Когда в шестидесятых годах осваивались промыслы Мангышлака, огромные объемы работ производились институтом по обустройству, и нужно было готовить множество чертежей, причем фотокопированием, значит, нагрузка падала на чертежников, переплетчиков. И работали чуть ли не сутками.
А ведь у них было трое детей. Но, наверное, не количеством времени, проведенным с детьми, измеряется воспитательный эффект. Высокий нравственный пример родителей, их отношение к работе рождали такую же ответственность и серьезность и у детей. Все трое получили образование, нашли место в жизни. Но главное — они выросли хорошими людьми. И очень хорошо относились к родителям, дочь окружала их заботой и уютом, облегчала старость. Сыновья часто приезжали, проведывали. Восхищались той нежностью и заботой, которой окружали родители друг друга. До последнего своего часа. Есть такая добрая песня «Мы вдвоем, поздний час, входит в комнату молчание, сколько лет все у нас длится первое свидание». Это и о них, Крупновых. Они сумели сохранить чистоту своих душ, красоту своей большой любви, успели порадоваться семерым внукам и двум правнукам. И пусть множится число наследников — достойного продолжения красивой жизни двух Солдат.
Блокада Ленинграда — трагичная и великая страница нашей истории, унесшая более двух миллионов человеческих жизней. Пока память об этих страшных днях живет в сердцах людей, передается из поколения в поколение — такого не повторится!
Любовь МОНАСТЫРСКАЯ
(Продолжение следует)
