Болат Даулетьяров — один из 1500 гурьевских (ныне — атырауских) ликвидаторов, прибывший на 4-й энергоблок Чернобыльской АЭС, когда там произошел взрыв, который полностью разрушил реактор, и в окружающую среду было выброшено большое количество радиоактивных веществ.
Он мог бы стать инженером, иметь много детишек, работать в хорошей организации. Но сегодня он инвалид 2-й группы с массой болячек, перебивающийся «калымом». Благо есть дочь. И еще 260 атырауских ветеранов Чернобыля, о которых он нынче заботится.
Редакция «ПК» накануне памятной даты — 30-летия аварии на ЧАЭС — пригласила к разговору председателя областного Совета ветеранов Чернобыля Болата Даулетьярова. Мы предлагаем читателям вспомнить (а, может, изведать, кто не знает) с помощью атырауского ликвидатора ту жуткую катастрофу, которую сравнивают с бомбардировками Хиросимы и Нагасаки.
26 апреля 1986 года на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС, что на территории Украинской ССР (ныне Украины) произошел взрыв. Более 115 тыс. человек из 30-километровой зоны были эвакуированы. Для ликвидации последствий были мобилизованы значительные ресурсы, более 600 тыс. человек участвовали в ликвидации последствий аварии.
Среди них был Болат Даулетьяров. Служить Советской Армии его призвали еще в 1977-м, он был морским пехотинцем в Феодосии (Крым). После армии Болат работал железнодорожником на станции Макат. Собирался поступать в вуз.
«Новейшее оружие»
— Вдруг в 1987 году опять пришла повестка в военкомат (напомним, что основная часть работ по ликвидации аварии была выполнена в 1986 -1987 гг. — Н.Ш.). Нам сказали, что поедем в город Житомир на переподготовку. Обещали, что, мол, там будет представлено новейшее оружие, и мы должны, якобы, ознакомиться с таким оружием. На тот момент мне было 28 лет. Как потом оказалось, по закону можно было отправлять в Чернобыль только тех, кто достиг 30 лет и у кого уже было двое детей. А я ведь неженатый был, меня все равно забрали.
Приехали в Житомир. Там где-то 10 дней пробыли. Мы ни о чем не догадывались. Однажды ночью нас подняли по тревоге и, погрузив на машины, привезли в Чернобыль. На тот самый 4-й блок.
Раньше в советское время роботов мало было — штук пять или десять. Пустили сначала роботов, они, по-моему, радиацию съедают. Потом кто-то команду дал: «Давай туда солдат», и нас на этот блок отправили. Мы расчищали крышу, мусор кидали вниз, а снизу уже ждала автомашина КрАЗ, с залитой свинцом кабиной и окошком. И вот машина подъезжает, мы заходим в 4-й блок, затем берем там что под руку придется — на это дают минут 5, и выбегаем обратно. Так мы заполняли машину мусором, оставшимся после аварии. Другие бригады строят могильник — 5-этажный дом из блоков, куда КрАЗ мусор ссыпает, затем все заливается бетоном, чтобы не осталось радиации.
Наш собеседник признается, что ему было страшно.
За это время такого насмотрелся. Однажды мы заметили, что солдата одного в одеяло завернули и выносят. Мы спрашиваем: «Он умер? Отчего?» А нам говорят: «Да вот, туберкулезником был». А нас ведь обманывали. Он от радиации умер. Когда нас призывали туда, мы полностью комиссию проходили. И поехали здоровыми. Туберкулезников ведь не берут. При мне два человека от радиации умерли.
Нас не предупреждали, как долго можно находиться в опасных зонах. Однажды стоим, курим возле одного здания, а дозиметристы из химвойск нас спрашивают: «Вы здесь сколько стоите?» Мы говорим, что полчаса. А они нам: «Уходите отсюда, здесь должны стоять 15 минут не больше! Здесь радиация!»
У нас был на груди накопитель, он улавливает радиацию. Потом через 15 дней забирают и в лабораторию отвозят, где записывают, сколько сегодня ты получил радиации. В основном нам лгали.
А однажды японцы приехали на вертолете, японец выпрыгнул из вертолета, дозиметрический прибор поставил, сам взобрался обратно на вертолет и смотрит. Их прибор показывает, что радиация сильно превышена. Японец не спустился поднять прибор — наш вертолетчик за него взял и передал, и японцы улетели.
Когда «противника» не видно
…Когда дошло до меня, что все в Чернобыле заражено радиацией, и что ты можешь умереть — было очень жутко. Вот вы когда ночью идете в незнакомом месте, надо свернуть — и страшно, сердце стучит: что там, за поворотом? И вот такое ощущение у меня все 4 месяца было. Ты же не знаешь, где радиация, где ты ее «подхватишь».
Двухголовых кошек или трехглавых телят не видел. Это, говорят, было уже после нас. Мы были одними из первых ликвидаторов. А вообще, по этой части была охотничья рота, они всех животных — переносчиков радиации отстреливали.
— Профессора, ученые тогда приезжали. Мы у них выпытывали, чем радиацию выводить? Они сказали, что надо водку пить. И арбузы есть. Вот ребята, которые со мной тогда на ликвидации были, водку не пили. Они все умерли. А я пил. Поэтому живой сейчас, — улыбается ликвидатор Болат. — И арбузы, как поспевают, сразу ем. По сей день. А вообще там, где мы работы проводили, «фронтовые» 100 граммов давали.
Болат Даулетьяров работал по ликвидации аварии на ЧАЭС и в близ расположенном городе Припять. Стоял на КПП. Потому что вход ограничен: это город, получивший радиацию. Жители, стремительно покинувшие город, много машин и ценных вещей оставили. Но были такие, кто, не думая о последствиях, хотел во что бы то ни стало заполучить новенькую «Волгу», например.
— Однажды двое жителей другого города прошли-таки через КПП, чтоб увезти автомашину — все равно ведь уже вроде как ничья, — вспоминает наш собеседник. — И вот я услышал, что они на трассе лежат. Ну, думаем, заснули, спят. Но на второй день они по-прежнему там лежали. Оказалось — умерли. Никаких признаков насильственной смерти не было обнаружено. Представляете, насколько была там сильная радиация, что поумирали люди, когда машины отгоняли.
Мы в палатках жили. Было прохладно. Однажды кто-то из наших персидский ковер принес — где-то в городе взял, все ж теплее будет. Вскоре пришли дозиметристы и своим прибором определили, что там невероятное количество миллирентген! Уберите, говорят нам, этот ковер, иначе через пару дней умрете. А ничего не было — никакого запаха, ничего.
Да, самое страшное — когда «противника» не видно.
Жизнь после Чернобыля
На ликвидации аварии на ЧАЭС Болат пробыл 4 месяца. Хотя, опять же, по закону, у кого есть двое детей и кому за 30, тех должны были забрать на 3 месяца.
Сегодня Болату Даулетьярову 57 лет. До Чернобыля он был кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе, становился неоднократным чемпионом города и области. А сейчас инвалид 2-й группы… На работу не берут.
8 апреля прошлого года в Атырау был создан Совет ветеранов Чернобыля. 1500 человек призывалось тогда из Гурьева. На сегодня осталось в живых лишь 260 человек.
— Знаете, когда я при-ехал из Чернобыля, то икру севрюжью ел много: в те времена-то она была доступна, ее врачи рекомендовали. Очень много ел в сезон. Думаю, поэтому еще сейчас живой.
Между тем, Болат сетует на то, что раньше в Советском Союзе были льготы: и квартиры получали, и в госпитали ездили здоровье подправлять, и в санаторий, и считались с ними. Сейчас вообще ничего нет.
Говорит, что еще в 1995-м ликвидаторов на ЧАЭС приравняли к участникам войны. Но ни квартир, ни земли, ни дачных участков нет. Как нет и понимания со стороны врачей — умерших ликвидаторов не оформляют, как положено, не вносят в карту запись, что та или иная болезнь получена при исполнении воинских обязанностей в Чернобыле. Вследствие чего вдовы не получают никаких льгот, а ведь должны, говорит председатель областного Совета ветеранов Чернобыля. На сегодня у Болата Даулетьярова на руках документы на 70 таких ликвидаторов. Часть документов он уже отвез в НИИ радиационной медицины и экологии, что в Семее.
Болат, как и многие другие ликвидаторы, не может получить пособие, как положено.
— Например, мне положено пособие где-то на 10 тысяч больше, это если меня по-военному оформят. Но я получаю пособие по инвалидности, уже 7-й год, как простой человек. Я написал в Астану, в экспертную комиссию по этому вопросу.
Сегодня у Болата статус «Не годен к работе». Но он все еще чувствует свою работоспособность. «Калымит» по строительству — на ликвидации аварии кое-чему научился. Работал монтажником железобетонных конструкций, мастером смены, прорабом. Кстати, он построил железную дорогу «Бейнеу — Шалкар — Жезказган».
— Все никак не могу добиться помощи для наших ветеранов, хотя дать возможность им в санатории полечиться, ведь большинство нигде не работают, а здоровье все хуже. В прошлом году в 70(!) организаций написал о выделении средств для лечения в санатории, ни одна не ответила положительно.
— Никто ни одной копейки не перечислил. В этом году написали письма о помощи в 30 организаций, думали, все-таки 30 лет как авария на ЧАЭС случилась, может, кто поможет. Пока тишина.
Сейчас нам помогает военкомат, особенно майор Ермек Джазбаев.
— Вы, наверное, жалеете, что эта доля — ликвидировать последствия Чернобыльской аварии — выпала вам…
— Как вам сказать… Конечно, все тогда по зову долга отправились ликвидировать аварию. Но должна же быть теперь какая-то защита со стороны государства. Если б я не побывал в Чернобыле, я бы в институт поступил, работал бы на хорошей работе.
С каждым годом нас всё меньше. В 2015 году нас 270 было. Сейчас — 260.
Недавно мы в Астане встречались с российскими чернобыльцами. Они получают по нашим деньгам — 100 тысяч тенге каждый месяц. Мы получаем 13 242 тенге. И россияне выходят на пенсию в 50 лет, мы — в 63. В этом году к 30-летию ликвидации на ЧАЭС нам собираются дать единовременное пособие в 100 тысяч тенге. А еще нам выслали медали на 30-летие ликвидации аварии. Скоро их наши ребята получат. Все-таки приятно.
Надежда ШИЛЬМАН
