«В нашем городе есть немало талантливых художников. А еще есть Адилхаир Жантасов». Так, одним выражением охарактеризовал творчество художника Жантасова писатель Рахимжан Отарбаев.
— Еще будучи студентом я делал по сто набросков в день. Да, сто. Рисовал, что видел, — глаза, руки, листочек. Один и тот же лист можно изобразить в самых разных вариантах. Как падает на него свет, как он летит, как падает. Самое трудное — рисовать глаза. Занятия в Алматинском театрально-художественном институте шли с 8 утра до 8 вечера. Мы оттуда не выходили. И не потому, что нас заставляли. Нам самим было интересно. Вот и делал по сто набросков в день, — вспоминает Адилхаир Жантасов. — Однажды услышал рассказ о том, как отец Жумекена Нажмеденова ушел на войну. Понимая, что может быть видит сына в последний раз, его отец, дед Жумекена, попросил сына оставить в память след на песке. Потом он накрыл этот след и время от времени приходил на это место. Ему казалось, что сын возвращается домой, вот уже и след его виден. Но Нажмеден домой не вернулся. А старик так и хранил этот след, накрытый старым казаном. Оберегал от песков, зверей, охранял его. Я был под большим впечатлением от этого рассказа и решил сделать разные наброски об услышанном. Думаю, в селе имени Жумекена Нажмеденова Курмангазинского района такой обелиск в виде следа был бы очень кстати. След этот научил бы молодых, как надо любить, воспитывать детей, как беречь память о предках.
Как-то я прочитал одну легенду. Еще до войны жил один молодой талантливый домбрист. На войне все равны, и каждому нужно защищать родину. И вот этого музыканта призвали на фронт. Вместо винтовки он всегда держал в руках домбру, с которой нигде не расставался. И вот однажды после боя его однополчане нашли домбру высоко на дереве. Солдат погиб, защищая родину. А его домбра, как память о нем, так и осталась висеть на дереве, под которым он погиб. Порой даже казалось, что домбра издавала звук, кто-то потом попытался снять инструмент с дерева. Но не получилось.
Услышав эту историю, я нарисовал домбру, висящую на дереве. Она у меня получилась красного цвета. Одна из моих последних работ — это портрет Шамши Калдаякова. Нарисовал я его очень быстро, всего за несколько дней. А вот шел к этому долго. Мне хотелось передать особенный художественный образ композитора. Шамши у меня получился с большими ушами. Ведь это композитор, а его большие уши означают умение слушать музыку. На его лбу есть морщинистые борозды, напоминающие нотную грамоту. Внизу холодный тон, а в верхней части картины светлые теплые цвета, как музыка Шамши.
В детстве я много читал разные сказки. Где видел книгу, брал и читал. Мог даже в книжном магазине быстренько прочитать небольшую сказку и положить ее обратно на место. А ведь сюжеты сказок берутся из жизни. Плохое и хорошее.
В 1986 году, когда я с дипломом вернулся в Атырау, устроился на завод металлоизделий. Это предприятие, изготавливавшее крышки для банок, детали для бытовой техники, утюги, вешалки металлические. Тогда при Союзе особого спроса на нашу продукцию не было. В те годы в стране был актуален призыв «Отходы в доходы». А наш завод имел немало отходов. Я устроился дизайнером-художником. И понял, что можно из металлических отходов делать, например, шумовки, а концы этих шумовок изящно изогнуть и может быть какую-то деталь там нарисовать. Еще можно из отходов сделать чайные ложки. И не простые, а с оригинальным орнаментом, яркую эмблему поставить. Раньше все это уходило на металлолом. А чтобы мои ложки и шумовки хорошо раскупались, я придумал для упаковки оригинальный дизайн, красочно все оформил. В тот год, когда мы наладили выпуск оригинальных шумовок и ложек, наш завод металлоизделий впервые за много лет получил немало прибыли, а мне дали премию.
Однажды я нарисовал картину. Самую простую и обычную. Вы такую много раз видели в аулах. Во дворе дома стоит самодельная печка с трубой и встроенным казаном. На ней жарили баурсаки, готовили бешбармак или просто кипятили воду для стирки. В те годы газа в аулах не было, и эта летняя уличная печка была настоящей палочкой-выручалочкой.
И сейчас она сохранилась кое-где в домах. Так вот, картина с изображением такой печки стала очень популярной среди иностранцев. Они покупали сами, просили нарисовать еще, брали для своих родных, приводили в студию друзей и коллег. Мне пришлось нарисовать десять таких картин и одну оставить у себя, как образец. Не думал, что наша обычная печка очень заинтересует иностранцев. Теперь они ко мне ходят на курсы. Я их потихоньку обучаю.
Есть картины, которые я не продам никогда ни за какие деньги. В них столько души вложено. Я чувствую, что так больше не смогу нарисовать. Возможно, получится лучше, возможно, и хуже, но повториться не дано. Это мои картины, в уголке которых изображен глаз. Можно сказать, что это как оберег от сглаза. Я полностью поддерживаю мысль, что глаза — это зеркало души. Они никогда не врут. Человека можно даже не знать, но если внимательно посмотреть в глаза, изучить их выражение, взгляд, можно многое сказать о нем. Как редко сейчас люди смотрят в глаза. А они ведь многое скажут. Когда рисуешь портрет человека, главное — нарисовать не цвет и форму глаз, а именно выражение.
Сейчас я написал картину «Толагай». Так называется вершина горы без снега. О батыре Толагай казахи еще слагали легенды. Сейчас многие рассуждают на тему религии, аномальных явлений в природе. Считаю, что все это заложено природой. Происходит эволюция, сменяются цивилизации. Но жизнь продолжается — это предначертано нам природой. Вот кентавр. Он как наш хранитель. У подножия горы лежит яйцо — как начало жизни. А рядом с собакой, которая, как известно, друг человека, летает сорока. Это сигнал хороших новостей.
Если есть в нашем городе не просто художник, а настоящий мастер, то это Адилхаир Жантасов. Если есть у нас хороший наставник, всегда готовый откликнуться и помочь своим ученикам, то это Адилхаир Жантасов — одаренный, талантливый, ищущий.
