(Быль)
Они сидели и тихо плакали. Тихо-тихо, и только крупные слезки, скатывавшиеся по их щекам, выдавали их мокрое настроение. Бабушка и внучка. Проходившие мимо люди с любопытством смотрели на ажешку, разменявшую, судя по всему, уже восьмой десяток, и девченыша лет пяти-шести с упрямой челкой и веселыми косичками. Подойти и спросить у них, что же такое случилось, никто не решался. Женщины есть женщины, любят они поплакать…
Неудачный шопинг
– Ап-пааа, купи мне эти туфельки, ну, пожалуйста! Я очень тебя прошу, я очень, очень тебя прошу, – шепчет очередное заветное желание девочка своей маме, протягивая ей черные лакированные ботиночки.
– Нет, родная, даже не уговаривай, таких туфелек у тебя целый шкаф, ты подумай, что же мы с ними будем делать-то? – сопротивляется нежному натиску дочери мама и тянет ее от опасного прилавка магазина брендовой обуви.
– Ну, апа, смотри какие они красивые, они, как зеркальце, блестящие! Ну, пожалуйста, я же люблю тебя! – горячий шепот перемещается в сторону маминой шеи и становится все настойчивее.
– Я сказала нет, значит нет, – отрезает мама, и уже через минуту красивая парочка шагнула навстречу палящему июньскому солнцу.
Мама шла и думала о том, что права была ее свекровь, когда рекомендовала не таскаться по магазинам с ребенком, ибо занятие это нервное, да и для кошелька губительное. Какая же она молодец, что не поддалась импульсу, проявив чудеса выдержки. А мисс «Веселые косички», всегда привыкшая добиваться своего, надула губки и важно так произнесла: «Вот вечером пойду к ажешке, я ей всё-всё про тебя расскажу!». И она не поняла, почему мама в ответ лишь только рассмеялась и звучно чмокнула ее в макушку.
В машине времени
Вечер удался. Ласковые солнечные блики прощались с городом, рассыпая то тут, то там золото на зеленой листве. Легкий ветерок принес долгожданную прохладу, и даже назойливые атырауские комары сегодня были не так плотоядны. Бабушка и внучка сидели на набережной и философствовали.
– Ажека, а когда я вырасту?
– Совсем скоро, айналайын, совсем скоро.
– И у меня будет много денежек? Как у мамы? И я смогу сама купить себе туфельки?
– Разве у тебя нет обувки?
– Мама говорит: «У тебя полный шкаф», но она не понимает, что я хочу черные и блестящие, и на каблучках. Она меня совсем не любит.
– Ишь, чего надумала. Конечно, любит. Даже животные любят своих детенышей, а мамы и подавно.
– А твоя мама тебя любила?
– Да, светик мой, конечно, любила, но однажды и она не купила мне ботиночки, – вздохнула бабушка, и натруженная ее рука потянулась к уголочку платка, чтобы промокнуть неожиданно появившуюся влагу из глаз.
«…Война только закончилась, на дворе стоял 1946 год. Это было голодное и холодное послевоенное время. Сколько горя принесли фрицы на нашу землю, сколько детей осталось без отцов, сколько матерей не дождалось своих кровинушек. Ох, родная, разве есть на свете что-либо страшнее войны?! Разве есть что-нибудь горше, чем слезы сиротинушек? Сколько моих курдасов выросло, не зная, что такое отцовское плечо…
Жили мы тогда все небогато, но дружно. И радовались, что война наконец-то закончилась, а значит отца уже точно на фронт не заберут. Отец дни и ночи напролет работал, пас колхозный скот, а мамка от зари до зари крутилась у очага. Мы, их дети, тоже не сидели без дела, убирали за скотом, собирали хворост и кизяк, и даже у меня, пятилетней, был свой фронт работы – мне доверяли чистить самовар. Огромный медный самовар был самой главной достопримечательностью нашего дома и поэтому должен был быть начищенным. Раз в неделю мне выдавалась пиалушка кислого айрана, который вкупе с песком прекрасно справлялся с ролью современного «комета». Песка было вдоволь. Ведь мы жили в Кошалаке, а там этого добра хватает…
Казахи – гостеприимный народ, так было и в нашем доме, и мы, дети, были к этому привычны. Но в тот день у нас были необычные гости, вернее, гостьи. Две женщины, в темных длинных платьях, одна постарше, другая помоложе, бледны лицом и черны власами. Они были не нашей крови, и их непонятный говор выдавал в них чужеземок. Моя мама разливала им чай, а та женщина, что постарше, говорила и говорила. Странно, но моя мама, похоже, понимала ее речь, она то и дело сочувственно ей кивала, и снова и снова подливала женщинам чаю и предлагала отведать хлеб из кумаршыка, иримшик, да и солоноватый курт. А чуть позже, после того, как гости поели наваристую сурпу, женщины раскрыли свою торбу и стали показывать маме вещи, которые они предлагали обменять на еду.
Уже перед сном мама позвала меня к себе и протянула черные лакированные ботиночки. Я обомлела. Никогда в жизни я не видела ничего красивее и изящнее! Быстро, по приказу матери, сняла с ног сшитые мне отцом из овечьей шерсти чуни и сунула ноги в ботиночки. Впору! Они легонечко поскрипывали при ходьбе и необычно пахли. Это была любовь с первого взгляда! И уже лежа в постели, я то и дело протягивала руки к изголовью, чтобы еще раз насладиться гладкостью кожи ботинок. Мне снился сон, как я в этих черных ботиночках иду вместе с сестрами и братом в школу.
Я уже спала и потому не видела, как позже женщина, та что помоложе, что-то запричитала на своем, видя, как я во сне обнимаюсь со своими туфельками, не видела я и то, что старшая сперва на нее злобно цыкнула, а затем, словно раскаявшись, подошла и обняла ее…
Они ушли рано утром, сказав спасибо моей маме, приготовившей им еду в дорогу и щедро поделившейся с ними согымом. Они двинулись в сторону Астрахани, как я много позже узнала, это были свекровь и невестка, сильные дочери Кавказа, оставившие навсегда в казахской степи самое ценное – сына и внучку, мужа и дочь. Они ушли и унесли с собой скорбь своего народа, который выжил, несмотря ни на что. Они ушли и сохранили память о широкой душе казахского народа, протянувшего им руку помощи и поделившегося теплом, а также о черных лакированных ботиночках, которые моя мама так и не посмела принять в подарок.
Что случилось утром? Конечно, я долго-долго плакала… Дети всегда дети, и для них даже на войне найдется время игре, да и капризам тоже. Ну, и я не была исключением».
…Они сидели и тихо плакали. Тихо-тихо, и только крупные слезки, скатывавшиеся по их щекам, выдавали их мокрое настроение. Бабушка и внучка. Родственные души, которые связывала вместе не только фамилия.
– Ажека, ты не плачь, не нужны мне вовсе эти туфли. А когда я вырасту, то сама куплю тебе новые ботиночки, – протягивая бабушке ладошку, сказала внучка. – Айда домой, я так хочу твои баурсаки!
Замзагуль НУРГАЛИЕВА
Фото; mirpozitiva.ru
