С творчеством Сухово-Кобылина я знаком не очень хорошо, но представление имел, а потому, идя в Академический казахский драматический театр имени Махамбета, приблизительно знал, что будет происходить на сцене. В целом, не ошибся, но…
Представьте себе, декорации именно позапрошлого века, костюмы персонажей 20-60 годов прошлого, а в диалогах проскальзывают вполне сегодняшние фразы. Если драматург, определив жанр своего произведения как сатирическая драма, изобличал чиновничьи нравы своего времени, то на сцене Атырауского театра мы увидели трагифарс в срезе как минимум трех веков – с момента выхода пьесы в свет и по сегодняшний день. Режиссер как бы утверждает: коррупция бессмертна. Чиновничьи беспредел и волокита, злоупотребление служебным положением, бесконечная бюрократия и вымогательство взяток – явления, характерные для общества всех времен и народов.
Все перечисленное в постановке показано выпукло, а актеры на сцене настолько вжились в свои роли, что невольно начинаешь думать, что все наблюдаемое – непобедимо. Ведь чем выше по социальной лестнице стоит герой спектакля, тем беспощаднее он относится к своим подчиненным, в то же время тем ниже гнется его спина уже перед своим начальством. Было бы смешно, если б не так противно и горько. Смотришь на сцену и возникает обреченность, бессилие.
И в этот момент на сцене появляется женщина в черном. В спектакле это – Рух. Его (ее?) монологи расставляют все точки над «i», приводят мозги в порядок. Это то, что режиссер хочет донести до зрителя, что деньги, власть, внешний комфорт – преходящие ценности, что в погоне за ними мы незаметно, но верно разрушаем общество: «Я жила в деревянном доме, крепком, сложенном из качественных бревен, но где-то внутри дерева завелись черви. Долгое время они стачивали его изнутри. Снаружи казалось, что дом всё такой же добротный, но однажды он рухнул от легкого прикосновения руки». Рух уходит, а зритель понимает – он наблюдает из зала за процессом разрушения общества. Дело Гули – не трагедия отдельно взятой семьи Акбаевых, это – катастрофа, творимая беспределом тех, кто поставлен творить справедливость. И она – катастрофа – неизбежна, если общество не найдет в себе резервы прекратить это. Каждый выход Руха на сцену сопровождается философским монологом о смысле существования, раскрывающим замысел авторов постановки. И логичный вопрос зала: что в конце концов победит, добро или зло повисает в воздухе, остается без ответа. Отец Гули Мурат Акбаев в финале погибает, доведенный до отчаяния бессмысленностью всех своих усилий, он бросает открытый вызов сильным мира сего, изобличая их во лжи, двуличии, жадности… И те убивают его.
Бездыханное тело уносит Рух и произносит свой заключительный монолог о жизни на вершине горы. Не знаю, кто как понял финальный эпизод, я же подумал: «Там высоко, туда еще не добрались пороки человечества, но надолго ли гора сохранит свою чистоту, не дотянутся ли и до вершины жадность и зависть, лесть и подлость, ложь и предательство… – все то, что превращает ЧЕЛОВЕКА, что звучит гордо, в пресмыкающегося червяка – в человечишко».
С этой мыслью я покидал театр. А, вернувшись, уже дома нашел в поисковике историю пьесы Сухово-Кобылина «Дело». Оказывается, пьеса основана на биографическом материале. «Предлагаемая здесь публике пиеса Дело не есть, как некогда говорилось, Плод Досуга, ниже, как ныне делается Поделка литературного Ремесла, а есть в полной действительности сущее, из самой реальнейшей жизни с кровью вырванное дело», – писал автор в предисловии одного из изданий.
Она трижды запрещалась к постановке, что автор был вынужден радикально ее переработать для издания в России. Но и в СССР произведение не пользовалось особым интересом, видимо, власти, какого бы розлива они ни были, не очень любят подобного сорта сочинения. За весь период существования Советского Союза пьесу ставили лишь дважды – в 1955 году и в самом конце существования страны – в 1991-м. Кстати, запрещена она в России и сейчас.
Даже самый отчаянный оптимист не может утверждать, что в Казахстане невозможна ситуация, поведанная театром. Но то, что у нас такой спектакль не запрещен, показывает, что мы стараемся лечить эти болезни, что мы не скрываем их, а признаем. А значит, есть надежда, что наш дом не сгниет, не обрушится, что наше общество выстоит.
Режиссер постановки – заслуженный артист Республики Таджикистан, драматург Барзу Абдуразаков. Он ставил спектакли на сценах Франции и Германии. Больше 10 лет сотрудничает и с казахстанскими театрами. «Работать с ним – большая удача», – говорят актеры нашей страны.
Художник-постановщик – Мурат Мамбетов – уральский мастер, тоже не один год сотрудничающий с нашим театром. Глядя на декорации, я как зритель ясно ощутил временное пространство и атмосферу действия.
Особо запомнилась игра актеров. Они не играли, они жили на сцене, дышали тем воздухом, передавая свои эмоции залу. Ержан Жуматов, сыгравший отца семейства Мурата Акбаева, был убедителен и в роли смиренного просителя, и в роли отчаявшегося и обвиняющего чиновников изобличителя.
Бекет Зинуллин рискует стать главным злодеем Атырау. Настолько омерзителен его герой, что зритель свою ненависть может перенести на актера. Не помню, кому принадлежат эти слова, но есть выражение: «Если зритель переносит свои чувства от героя на исполнителя, значит, спектакль удался».
Рух появляется на сцене всего несколько раз, но Гульдана Кушербаева сумела каждый свой выход превратить в событие. Были на высоте и остальные актеры.
Оценка зрителя игре каждого из них – ВЕРЮ!
Кайрат САТАЕВ
